он ни при чем, пока не услышал в телефоне голос Петровича.
Петровича, которого уже несколько дней нет на свете!..
От всей этой чертовщины, а также от продолжающихся майских морозов и вчерашнего никому не нужного поцелуя с Ингеборгой голова у Степана не просто болела, а словно разваливалась на куски.
Кто был в котловане вместе с Сашей Волошиной в ту ночь, когда убили Муркина? И был ли кто-нибудь?
Чью машину она видела уезжающей из Сафонова, и видела ли? Что еще мог предпринять решительный Чернов, кроме нелепой кражи тетради из Степанова сейфа? Кого имел в виду Петрович, когда говорил «тоже»? «Муркин с ней тоже общие дела имел…» За толстой ореховой дверью кабинета послышались громкие голоса, приблизились, зазвучали под самой дверью, а потом она распахнулась, и в кабинет влетел Чернов, очень сердитый и очень похожий на агента Малдера из сериала «Секретные материалы».
– … сто раз предупреждал, что я разговаривать не буду! Если вам так хочется, можете разговаривать с ней сами, а я не буду, вам ясно?!
Он швырнул в сторону своего стола объемистый фирменный рюкзак и, дернув дверь, прикрыл ее перед самым носом секретарши.
– Идиотка проклятая, – пробормотал он, трясясь от негодования, – сто раз сказал: с женой разговаривать не буду! Нет, все равно она лезет: «Может быть, соединить, Вадим Алексеевич?» – проблеял он дурацким голосом, думая, что изображает секретаршу. – Сама бы и говорила, если ей невтерпеж соединяться!..
– Ты чего, всерьез разводиться надумал, Черный? – спросил Степан с веселым интересом. – После стольких-то лет?
Чернов посмотрел на него, ничего не сказал, налил себе кофе в Степанову кружку и жадно выпил.
– Сашка здесь, что ли? Я смотрю, ты кофеек попиваешь!
– Здесь. Я вчера из ремонта автоответчик получил, – начал Степан без предисловий, – его Иван несколько дней назад об пол грохнул.
– Ну?
– Ну а там сообщение от Петровича. Хочешь послушать? Я кассету с собой принес.
Чернов замер, так и не дожевав кусок пирога, который только что засунул в рот.
– Дал бы проглотить сначала, – пробормотал он невнятно, – какое такое сообщение?
– Такое. Будешь слушать?
Чернов кивнул, и они вдвоем прослушали сообщение, которое Степан за ночь выучил наизусть, как хороший студент шпаргалку.
– Ну и что? – спросил Чернов, когда сообщение кончилось. – Ну и о чем тут речь? О том, что он тоже был в курсе Сашкиных дел?
– Прости, Черный, – сказал Степан не слишком искренне, – я не подумал, что ты все это воспримешь как личное оскорбление.
– Да ни при чем здесь оскорбление! – возразил Чернов с досадой. – Я не понимаю, ты что, думаешь, что Сашка могла… пришить этого ублюдочного шантажиста? Ты же вроде ей поверил, когда она рассказала, что в ту ночь в котловане делала?
– Поверил, – согласился Степан, – только теперь не понимаю, что я-то должен делать. Вправду, что ли, в милицию звонить?
– Кстати, – спохватился Чернов, – Белов звонил пять минут назад. Я от злости на эту дуру в приемной все позабыл. Его отпускают домой. Говорят, что лежать никакого смысла нет.
– Прямо сейчас отпускают? – переспросил Степан изумленно.
– Да уж, наверное, отпустили. Слушай, Степ, надо водителя отправить его встретить. Как он из Склифа до дому доедет с сотрясением мозга?
Степан внимательно посмотрел на своего зама, проявляющего такую активность.
От Белова теперь не было никакого толку. Белов находился в больнице, беспомощный и требующий заботы. Чернов был на работе, готовый активно эту заботу проявлять.
Конкуренция между замами всем в офисе хорошо известна.
– Как же его отпускают? – спросил Степан скорее у себя, чем у Чернова. – А менты? Они за ним присмотреть не желают? А что, если он выйдет на крылечко этого самого Склифа и ему на голову кирпич упадет? Зеленую машину так никто и не нашел!..
Чернов посмотрел на Степана и неохотно пожал плечами.
– Что? – переспросил Степан раздраженно. – Тебя этот вопрос совсем не волнует? Кто-то ведь сбил его среди бела дня на людной улице! А теперь все делают вид, что он просто шел, поскользнулся, упал, очнулся – гипс!..
Чернов кинул в рот сигарету, прикурил и затянулся, сквозь тонкую пелену дыма рассматривая брошенный на полу рюкзак.
– Паш, – начал он, и Степан понял, что ничего хорошего не последует. Черный называл Степана Пашей только в редких и, как правило, неприятных случаях, – ты об Эдюне особенно не убивайся. То есть, конечно, убиваться ты по нему вполне можешь, но не переборщи. У него даже кости не сломаны. Три синяка и сотрясение мозга, которое то ли есть, то ли нет, так до конца и непонятно, потому как снаружи этого не видно.
– Ну и что?
