Десять лет назад он женился на неземном создании. У создания была страсть к романтическим нарядам, оно обожало сентиментальные истории, было слабым, болезненным, вечно подверженным простудам, избегающим сквозняков и требующим постоянного присмотра.
Как он на все это купился? Все-таки ему было… сколько?.. да, двадцать восемь лет, не восемнадцать.
Первым делом создание испортило его отношения с его собственными родителями, и сделало это на редкость ловко. Как-то совершенно незаметно он перестал бывать у отца с матерью так часто, как раньше, потом стал бывать редко, а потом вообще перешел на общение посредством телефона. Для чего это было проделано, никто так и не понял, потому что родители у него добрые и смирные, сыновей и невесток обожали, слова поперек им не говорили и только все ждали внуков.
После успешного завершения операции «Родители» создание в два счета ликвидировало всех его друзей. Они отвлекали супруга от выполнения супружеских обязанностей, которые, помимо всего прочего, должны были состоять в постоянном созерцании, восхищении, трепете и пребывании в непосредственной близости от неземного создания.
Оно ликвидировало бы и Белова со Степановым, но это было невозможно – гадкий супруг встал на дыбы, и, как оказалось, к лучшему, потому что впоследствии эта дружба стала приносить доход. Степанов открыл «Строительные технологии» и позвал Чернова в замы. Однако принимать в доме такого развратника, как Белов, и такого хама, как Степанов, создание наотрез отказалось. Было много слез, искреннего горя, примирений и всяких прочих манипуляций, включая лежание на диване лицом к стене в течение трех дней, и Чернов сдался.
«Черт с тобой, я не буду звать их домой. Только не надо больше рыдать, я тебя умоляю».
Поначалу он еще ничего не понимал и, как большинство мужчин, делал из всего происходящего совершенно нелепые выводы. Например, что это такая сильная любовь.
Ну просто любовь такая. Безудержная. Пылкая. Настоящая.
«Она ревнует меня ко всем подряд. Дурочка. Никто мне не нужен, кроме нее. Она слабая, беспомощная, кто ее защитит, спасет, укроет от жизни, если не я?» Ну и так далее.
Сейчас ему было стыдно об этом вспоминать.
Он делал все, что она хотела. Не потому, что был тряпкой, а потому, что чувство долга перевешивало все остальное.
Или все-таки потому, что был тряпкой?
Она не любила, когда при ней пьют пиво, даже от запаха ее тошнило, и он перестал пить пиво. Она не ела жареное мясо, потому что в нем был холестерин – или как его там? – и он перешел на овсянку. Майонез разъедал желудок. От шашлыка делался запор. В коньяке был мышьяк. В воде – тяжелые металлы. Жена Белова была идиоткой. Жена Степанова – проституткой. Степановский мальчик был категорически неправильно воспитан. В отрыве от природы и вообще.
О собственном ребенке не могло быть и речи.
«Ты что, хочешь меня убить? И мама будет волноваться, а ей нельзя!..»
Чернов отчасти подозревал, что всем этим цирковым фокусам жену обучала ее нежная мать, которая замужем никогда не была, но абсолютно точно знала, как именно следует обращаться с мужчинами, чтобы они не выходили из-под контроля.
Два раза в месяц жена непременно болела – будь то зима или лето. Во время болезни она требовала особенно тщательного ухода и повышенного внимания. Он ухаживал и уделял ей повышенное внимание.
В гости теперь приходили только ее подруги и их мужья, которых Чернов знать не знал и не умел с ними общаться. Он был буржуй, а они – чистые души, презиравшие людей коммерческого склада. Во время приемов за женой тоже следовало ухаживать, да не просто так, а в соответствии с ее представлениями о светской жизни. Чернов так и не научился выполнять этот номер на «отлично», все где-то промахивался и ошибался.
На курортах почему-то следовало искать романтического уединения, которого он не желал, но искал по долгу службы. На яхте ее укачивало. От арбуза у нее случалось расстройство желудка, и два дня нужно было сидеть в номере, держа ее слабую холодную руку. В бар они спускались только вдвоем и пили только томатный сок. Где-то дня через два после избавления от расстройства желудка она непременно обдирала о камни нежную ступню и больше не могла купаться. И они переставали купаться.
Она никогда и нигде не работала, но время от времени записывалась на какие-нибудь курсы, например, под названием «Язык и цивилизация». На время посещения курсов она превращалась в бизнес-леди, что означало отсутствие еды и чистых рубашек. Курсы заканчивались, она сворачивалась в клубочек в уголке дивана и смотрела «Унесенных ветром». Этих «унесенных» Чернов ненавидел.
За ее мамашей тоже следовало ухаживать, подносить лекарства, хотя, как писали в каком-то романе, «может, он и был нездоров, но никто не помнил, чтобы хоть раз он был болен». Дочь она называла «мое сокровище», а при виде несовершенства зятя только вздыхала смиренным вздохом Богородицы.
Он разлюбил жену очень быстро, года через три, наверное. Он не только разлюбил ее, но и все про нее понял. Понял, оценил, взвесил – и остался. Разводиться было лень и некогда – тогда как раз началась самая работа, «Строительные технологии» только родились, и компания, как грудной ребенок, забирала у него все силы. Да и не знал он тогда, зачем ему разводиться.
Потом появилась Саша Волошина, и Чернов совсем приуныл.
Но думать об этом было никак нельзя и даже опасно.
Для начала он должен найти выход из положения и удержать себя в рамках пионерских романтических отношений с Сашей.
Вадим Чернов обладал железной волей и был уверен, что в этих рамках он себя удержит. Или… почти уверен.
С выходом оказалось сложнее. Пока никакого просвета в черном тоннеле он не видел и даже не представлял себе, в какую сторону нужно двигаться, чтобы выбраться из него.
