– Не «Барбоса», а «Барбаросса».
– Ну да. Пап, вот твои тапки. Сегодня приходила убираться Валентина Ивановна, она их тряпкой протерла, а мне дала яблоко. Инга Арнольдовна сказала, что яблоко можно съесть, не дожидаясь обеда, потому что в нем очень мало калорий и оно не перебивает аппетит, а Клара мне никогда не разрешала до обеда яблоко съесть. Или грушу. Пап, ты купи нам завтра груш. Или арбуз. Лучше арбуз.
– Арбузы будут осенью. Сейчас плохие арбузы.
– Тогда груш. Еще даже лучше. Пап, я никак не мог желтую пижаму найти, а синюю Валентина Ивановна постирала, и она еще не высохла. Ты мне ее потом найдешь? А еще у немцев был танк «Малыш Вилли», он знаешь сколько весил? Двести тонн. А скорость у него была десять километров в час. Выходит, он не ехал, а еле плелся…
– Добрый вечер, Павел Андреевич.
Несколько ошарашенный обилием новостей, а также хорошим Ивановым настроением, к которому он был непривычен, особенно по вечерам, Степан слегка подвинул Ивана – тот продолжал качаться на нем, как обезьяна на лиане, – и увидел Ингу Арнольдовну.
Так ее зовут или не так?
– Добрый вечер.
У него было замученное желтое лицо с синяками вокруг глаз и на висках, с неопрятно вылезшей светлой щетиной и как будто блестящей пленкой на лбу и скулах. Может, заболел?
Степану стало неприятно, что она так пристально его рассматривает. Или в поспешном бегстве от Леночки он надел рубаху наизнанку? Или не застегнул штаны?
– Что вы меня рассматриваете? – спросил он недовольно. – Не узнаете?
Иван засмеялся, отцепился от отцовской шеи и повис на его руке. Рука была толстая и очень надежная, как медвежья лапа.
– Вы здоровы? – помолчав, осведомилась Инга Арнольдовна. – У вас нет температуры?
Он сопнул носом, тоже совершенно по-медвежьи.
– Какая-то должна быть. Я же еще не покойник.
– Выглядите вы неважно, – сообщила Инга Арнольдовна. – Может быть, согреть вам чаю?
Это было совершенно неожиданное и странное предложение.
Почему она предлагает ему чай? В чем тут дело? Что ей может быть нужно? Что-то ведь нужно, раз она готова дать ему взятку, вот только что? Или он недостаточно искусно прыгал в кольцо и она хочет продолжить упражнения по его приручению?
Он прошагал мимо нее к кухне, волоча на согнутой руке Ивана, который болтал ногами.
– Вам, наверное, домой пора, – громко сказал он оттуда, – не смею вас задерживать.
«Вот свинья какая, – подумала Ингеборга, и ей неожиданно стало весело. – Интересно, кто его так запугал, что он на меня даже смотреть не может? Жена, что ли?»
Где-то припадочным звоном зашелся мобильный телефон, и Иван моментально отцепился от медвежьей отцовской лапы. И навострил уши. И весь напрягся. Стиснул костлявые острые кулачки.
Он боялся телефонов и ненавидел их.
– Ты что? – спросила у него изумленная Ингеборга. – Что случилось, Иван?
Но он ее даже не слышал.
– Да! – сказал Степан в трубку отрывисто.
– Павел Андреевич, это Хорошилов Сергей, я из вашего офиса…
Голос был совсем незнакомый. Степан не знал никакого Хорошилова из офиса.
– Я охранник, Павел Андреевич, – пояснил голос неуверенно. – С Большой Дмитровки… Вы меня слышите?
– Слышу. – Степан уже понял, что там, в офисе на Большой Дмитровке, что-то случилось, и он сейчас об этом узнает, и изменить уже ничего нельзя, потому что это уже случилось, случилось, и деваться ему некуда.
– У нас ЧП, Павел Андреевич. Вы можете приехать?
– Да, – сказал Степан. – Могу. Минут через пятнадцать буду. Жертвы и разрушения есть?
Инга Арнольдовна посмотрела на него как на полоумного, а замерший соляным столбиком Иван напрягся еще больше. Степан отвернулся от них.
– Жертв нет, – доложил Сергей Хорошилов, – но вам, наверное, лучше приехать, Павел Андреевич.
– Сейчас буду. – Степан осторожно положил смолкшую трубку в пепельницу и за воротник притянул к себе Ивана. – Ну что ты так пугаешься, дурачина? Просто у меня дела. У меня всегда… дела.
– У тебя неприятности, да, пап? – В глазах у него прыгал страх, и Степан ненавидел себя за то, что его сыну так страшно.
– У меня все время какие-нибудь неприятности. – Он старался говорить как можно более убедительно. – Ничего такого. Я справлюсь. Только ты, пожалуйста, не пугайся так сильно.
Он положил ладонь на золотистую макушку и посмотрел на Ингу Арнольдовну.
– Я должен уехать, – сказал он, хотя это и так было совершенно ясно, – вы сможете с ним побыть еще
