Жива.
– Маша, давайте выбираться отсюда, – попросил он, – можете? Или позвать кого-нибудь? Маша!
– Да, – сказала она. – Могу.
Он волоком дотащил Алину до пересечения каких-то коридоров, а потом взвалил на плечо, как мешок с тряпками. Марусю он толкал перед собой, все время опасаясь, что она упадет. За ней тянулся неровный кровавый след, и дышала она все тяжелее. Капитан весь покрылся холодным потом. Ненависть стремительно сгущалась в голове.
Совещание он уехал проводить, мать его!.. Девок оставил на потом – еще успеет добить, а выбраться отсюда они точно никак не смогли бы.
Уличный свет в конце цементного мешка грянул и ослепил его.
– Маша, мы уже почти пришли. Еще чуть-чуть потерпите.
Каждый следующий шаг давался ей все с большим трудом. Алина, висящая вниз головой, вдруг дернулась и захрипела.
Снаружи, очень близко, вдруг раздался короткий вопль, странный треск, топот и мат. Никоненко рванулся вперед. Одной рукой он придерживал Алину, в другой у него был пистолет.
– Маша, не выходить! На пол сесть, быстро! Ну!!!
Он кое-как сбросил на пол Алину и выскочил на улицу.
Серая иностранная машина стояла в двух шагах. Человек в длинном пальто бежал от нее, странно вихляя из стороны в сторону, как будто не мог сообразить, куда именно ему бежать.
– Стой, стой, твою мать!..
Через дорогу несся майор Булкин, на ходу доставая пистолет, но он был далеко.
Никоненко кинулся наперерез, но опоздал.
Миша-Божье-Слово, смешно вскидывавший ноги под неудобным подрясником, опередил его. Он прыгнул на спину человеку в сером пальто, одной рукой за волосы оттаскивая назад голову, а другой сунув в ребра пистолет.
– Лицом вниз, твою мать!.. Ноги шире!! Ноги, я сказал!..
Никоненко подбежал, когда грязный Мишин башмак уже попирал серое пальто, а руки в волдырях и заусенцах профессионально ощупывали карманы.
– Все чисто, – равнодушно сказал он капитану, который смотрел на него чуть не разиня рот, – я решил, что в подвал его лучше не пускать, – он кивнул на человека, распластанного в грязном снегу, – мало ли что. Вдруг бы у вас из-за него неприятность случилась.
Пыхтя подбежал майор Булкин.
– Взяли? – спросил он с любопытством. – Этот самый?
– Этот самый, – подтвердил Никоненко. – Миша, там прямо у выхода две женщины. Вытащите их, пока я тут… оценю ситуацию.
Миша-Божье-Слово смешно подтянул подрясник и зашагал к цементному зеву. Никоненко, как зачарованный, смотрел ему вслед.
Потом перевел взгляд на майора Булкина и сунул пистолет в кобуру:
– Где ты его взял, Петр Петрович, этого Мишу?
– В ФСБ, – буркнул майор. – А ты что думал, и вправду бомж?
Никоненко захохотал, чувствуя, как легчает в голове, в горле, в желудке.
– Ну что, – спросил он и, нагнувшись, за волосы поднял из снега голову, поворачивая ее лицом к себе, – что же ты оплошал так? Тебе не совещание проводить, тебе девок добивать надо было! А ты? А еще говорил, правоохранительные органы у нас плохо работают! А, Евгений Петрович?
Евгений Петрович Первушин силился сглотнуть слюну, которая текла у него изо рта, и закатывал глаза. Никоненко брезгливо сунул его обратно в снег.
– Вызывай «Скорую», Петр Петрович, там у одной кровотечение сильное, а вторая вроде в шоке.
– Будем задержание оформлять? – спросил майор Булкин скучно.
– Будем, – согласился капитан Никоненко.
Потапов слушал внимательно, щурился на чашку с кофе, но очки почему-то не надевал.
– Мне сильно помешали эти танцы вокруг Тамариных записок. Кроме того, там была записка с угрозами в ваш адрес, и написать ее мог только стрелок, чтобы сбить нас с толку, пока мы думали, что стреляли в вас. Я слишком долго ковырялся в этих деталях.
– Да уж! – сказал Потапов хмуро.
– Потом мы выяснили, что стреляли не в вас, а в Марию Суркову, и после второй попытки убийства стало ясно, что убить ее нужно как можно быстрее.
– Подождите, я не понял ничего. Почему надо было стрелять на глазах у всех, когда можно спокойно стрелять в какой-нибудь подворотне?
– Человека, стреляющего в толпе, чаще всего найти вообще невозможно. И еще он был хорошо замаскирован, ваш Евгений Петрович.
– То есть как замаскирован? Бороду, что ли, приклеил и усы?
