Голос был молодой, странно молодой, и капитан немного растерялся.
– Это капитан Никоненко, – зачем-то сказал он. Деловая секретарша наверняка предупредила, что это он! – Дмитрий Юрьевич, мне в больнице сказали…
– Я прошу прощения, – перебил его Потапов, – я должен был вам позвонить и не позвонил. Дело в том, что Алина Латынина улетела в Штаты и просила меня оставить Мане охрану. Я решил, что с охраной слишком много хлопот, и перевез Маню домой.
– Какая разница – дома или в больнице? – искренне удивился Никоненко. – В больнице спокойнее, там народу больше, а дома…
Дома у Алины Латыниной, к примеру, сегодня обнаружился труп, но этого капитан пока не стал сообщать Потапову.
– Днем у нее дежурит сестра, я договорился. А по вечерам я приезжаю, – закончил он с некоторой запинкой.
Никоненко ждал.
Если Потапов хочет сказать, что он живет со своей одноклассницей, которую дважды чуть не убили, пусть сделает это сам.
Однако Потапов больше ничего не сказал.
– Честно говоря, меня удивило ее отсутствие, – помолчав, произнес Никоненко, – и еще, Дмитрий Юрьевич. Сегодня Латынина вернулась из Нью-Йорка и обнаружила в своей квартире труп домработницы. Домработница была одета в ее куртку и брюки. Как я понял, она по секрету таскала хозяйские тряпки и время от времени в них наряжалась. Ее приняли за Латынину и убили.
– И что это, по-вашему, означает? – спросил Потапов холодно.
– Это означает, что они обе всерьез кому-то мешают, Дмитрий Юрьевич. Честно говоря, может, стоило затеять хлопоты с вашей охраной. У нас нет возможности ее охранять.
– Ну конечно, – пробормотал Потапов.
– И если вы… у нее бываете, – с трудом подбирая слова, продолжил капитан Никоненко, – вам тоже нужна охрана. Неизвестно, когда состоится попытка номер три.
– Вы за меня не беспокойтесь, – посоветовал ему Потапов, – я о себе как-нибудь сам позабочусь. Все- таки я надеялся, что дело не в ней… Идей у вас, конечно, никаких нет?
У Никоненко были сто двадцать две идеи, но излагать их Потапову он не собирался.
– Пока нет, – сказал капитан с сокрушенным вздохом. – Ищем.
– Игорь Владимирович, – помолчав, начал Потапов, – если вам нужна моя помощь, я всегда готов ее оказать.
– Какая именно помощь?
Потапов вздохнул:
– Деньги. Машина. Мобильный телефон. Какие-нибудь разрешения на прослушивание. Может, оборудование, или как это называется. Я вполне могу…
Никоненко развеселился.
Министр по делам печати и информации предлагает ему машины и деньги и еще разрешение на установку шпионского оборудования. Очень мило.
– Спасибо, Дмитрий Юрьевич. Пока ничего не нужно. Я бы вечерком заехал к Сурковой. Вы не возражаете?
Потапов пришел в раздражение.
– Я не могу возражать или не возражать, Игорь Владимирович, – он едва сдержался, чтобы не сказать, что это совершенно не его дело, – если вам нужно, вы можете навестить ее в любое время.
И повесил трубку.
Своей трубкой Никоненко почесал себя за ухом. Ему было неловко, и не имело смысла делать вид, что он не понимает, почему ему неловко. Ему нравилось ставить министра в дурацкое положение и потом пользоваться им, пока он в этом самом положении находился. Это было очень глупо, но, заставляя Потапова лепетать и оправдываться, Никоненко как бы утешал себя. Сам он вряд ли в министры выйдет, даже если вдруг дослужится до генеральских погон.
Да. Непонятно.
Нужно думать быстрее и работать быстрее, а он тянет и тянет волынку. Между прочим, это его первое дело в том серьезном учреждении, куда его перевели из сафоновского райотдела, и провалить его было бы очень нежелательно. Хоть он и не собирался в министры, но прослыть в управлении лопухом и непрофессионалом ему не хотелось. Бумаги он забросил, стыдно полковнику на глаза показаться.
Итак, Арнольд Шеффер, Дина Больц, «Кошка на радиаторе» и Димочка Лазаренко.
Попробуем зайти с этой стороны. Тем более что все равно заходить неоткуда.
Дверь ему открыла сухопарая личность неопределенного возраста в глухом черном свитере и черных же брюках. У нее были седые, неопрятно постриженные волосы с воткнутой коричневой гребенкой, в желтых пальцах – дымящаяся папироса. Весь ее облик напоминал отчего-то Фанни Каплан, какой ее показывали в фильме «Ленин в октябре».
– Вы кто? – даже не спросила, а странно прокаркала она. – Вы из художественной комиссии?
Никоненко моментально согласился, что он из художественной комиссии. Очень хорошо. Пусть будет комиссия. Ему даже выдумывать ничего не пришлось.
