– То есть в своей поэзии вы пользуетесь классическими источниками. Вот у Каверина заимствуете!
– Да ничем я не пользуюсь! И не заимствую! Я передаю то, что волнует меня, и то, что волнует всех нас.
– Вас?
– Молодых! – рявкнул на Олега Петровича поэт.
– Вы бы Мариенгофа почитали. Есть у него такая книга, «Стихами чванствую» называется. Хорошая книга.
– Олежка, – Виктория хлопала глазами и переводила взгляд с одного на другого, – ну что ты к нему пристал?! Стихи-то зашибись! Отличные стихи.
– Да это вообще никакие не стихи, – сказал Олег Петрович. – И самое печальное, что вы этого не понимаете, молодые люди. А не понимаете потому, что никогда ничего не читали, ни стихов, ни прозы.
Они все опять переглянулись. У Олега стремительно портилось настроение.
– Ну хорошо, – продолжал он неприятным голосом, – а почему прольется кровь прозаика-то? Ну, допустим, вы просто позаимствовали у Каверина эту строчку, когда она попалась вам на глаза в книжке, которую перед сном читала ваша матушка! Допустим. А проза при чем? Вы пишете прозу?
Все молчали. Поэт тоже молчал.
– А Каверин-то как раз писал! – сообщил Олег с каким-то отчетливым злорадством. – Он чего только не писал! Особенно по молодости. Даже трагедии в стихах. У вас нет трагедий в стихах, уважаемый Макар, не знаю, как вас по батюшке?
Поэт молчал.
– Есть! – с облегчением сказала Зайка. Ей казалось, что здесь экзамен, студент проваливается, а тут как раз профессор задал вопрос, ответ на который был случайно выучен. – У него есть прекрасные трагедии! Например, о черте и студенте.
Олег Петрович поперхнулся и замолчал.
– Так, – сказал он осторожно. – А смотритель морга в этой трагедии присутствует?
– Ну конечно! – возликовала Зайка. – Видите, значит, вы тоже читали! Говорю же, его сочинениями Инет полон, и от него все, все фанатеют!
Макар сидел совершенно красный.
– Так, – повторил Олег Петрович, – а студент из Лейпцига?
– Да, да!
– Тебе понравилось про студента, да? – живо спросила Виктория.
– А путешествуют они, согласно сюжету, в женский католический монастырь?
– Кажется… так…
Воцарилось молчание.
– Н-да, – сказал Олег Петрович. – Пожалуй, зря мы заговорили о поэзии. Лучше нам эту тему закрыть. Давайте поговорим… ну, хоть о физике, что ли! Среди нас нет физиков?
– Ну, я с физфака, – мрачно сообщил Пол.
– Значит, о физике тоже нельзя, – заключил Олег Петрович, – а то вдруг мы установим, что законы Кирхгофа созданы лично вами, это будет несправедливо по отношению к Кирхгофу. Давайте о дизайне! Как вам дизайн этого заведения, дорогая Кэт?
– Я вам не дорогая, – отозвалась малышка и вздернула остренький подбородочек. – Вон Викуся вам дорогая!
– И мне нравится здешний дизайн, – согласился Олег Петрович. – Как это называется?.. Понтово? Потрясно? Кислотно? Правда, меня все время мучает мысль, что я все это уже где-то видел, все это уже было, а то, что здесь, просто содрано с первоисточника, да и то так бесталанно содрано, без огонька!
– Да где вы могли это видеть-то?! Клуб новый совсем!
– Да клуб-то новый, только сие все не ново. – И он кивнул на стены, украшенные детскими горшками. – Шестидесятые, сексуальная революция, марихуана, Голландия. А к ним пришло отсюда, из России, из девятисотых годов прошлого века. Вам-то что здесь нравится?! Что это ново?! Так это старо как мир, а вы этого не знаете, потому что книг не читали!
– Ну-у, – протянул Пол, – пошла сплошная зелень. Тоска.
– Тоска, – согласился Олег Петрович. – Ох, тоска. Тут вы правы, Пол!
Неизвестно, чем закончилась бы дискуссия, если бы в зал быстрым шагом не вошел усланный на Фрунзенскую Гена, не подошел бы стремительно к Олегу Петровичу и не зашептал бы ему на ухо, перегнувшись через Викторию.
– Где ты его взяла? – спросил Макар у Виктории за спиной у Олега. – Баклана этого ушастого?!
Виктория пожала плечиком:
– В антикварной лавке.
– Оно и видно!
Олег некоторое время слушал, а потом быстро поднялся.
– Прошу прощения, – сказал он. – Мне нужно срочно уехать.
