– А раньше участвовал?
– Что?..
Вода шумела, и он не слышал, наверное, а может, прикидывался, что не слышит, сразу невозможно было понять.
И как это ей в голову могло прийти, что он кретин?
Дождь все шумел, было холодно, и Марина подтянула колени к груди и накрылась одеялом. Наверное, нужно возвращаться к себе – в свой номер, к своей чашке, своей колбасе и своей книжке, но ей очень хотелось еще немного побыть в его жизни.
Или это неприлично?
Или, наоборот, прилично?
Что нужно делать после того, как все закончилось? Кто-нибудь знает?
Никто не знал.
На пороге показался Тучков Четвертый, благодушный, распаренный, розовый, в полотенчике, мокрые волосы прилизаны.
– Твоя очередь, – объявил он. – Сухое полотенце сверху на батарее.
Он взял с журнального столика какие-то бумаги, уставился в них и засвистел как ни в чем не бывало.
Марина смотрела на него во все глаза.
Ей вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь взмахнул волшебной палочкой и получилось бы так, что ничего этого не было – ни разгромленной постели, ни горячей лавы, ни чужого номера, ни странного запаха, ни истории о том, что утопленник на самом деле убийца и бандит и «приключение» ее вовсе не приключение, а полицейский капитан оказался генералом…
Ей очень захотелось обратно в свою жизнь.
– Сейчас поедим, – не оборачиваясь, распорядился генерал, – а потом я схожу по делам. Ты меня подождешь.
– По каким делам?
– Мне нужно на конюшню, – ответил он рассеянно и переложил листок.
– Зачем тебе на конюшню?!
– Уточнить предположение и поговорить с твоей девчонкой. Как ее? Зоя?
– С какой девчонкой Зоей? А, которая водит лошадей! Федор, а что ты должен уточнить?
Он мельком глянул на нее и опять уставился в свои бумаги.
– Федор!
– Между прочим, вода открыта. Сейчас перельется через край.
– Если ты мне не скажешь, в чем дело, я тоже больше не скажу тебе ни слова!
– Кофе дома попьем или сходим в чайную? Я еще ни разу не был.
– Ты должен рассказать мне, что ты задумал.
– На вид очень приличное место. Это в главном корпусе, возле ресторана.
– Ты сказал, что все дело в этой железке, которую мы нашли. При чем здесь железка?
– Я даже хотел один самовар у них купить. Ему лет сто, наверное. Как ты думаешь, продадут?
– Откуда ты знаешь, сколько лет, если раньше никогда в чайной не был? – подозрительно спросила Марина.
Федор Тучков Четвертый оторвался от своих бумаг и посмотрел на Марину с изумлением, а потом почему-то похвалил:
– Молодец, Маруся.
– Я не Маруся!
– Ты не Маруся, но молодец.
Он бросил бумаги, подошел, за локти поднял ее из одеял и подушек и прижал к себе – сильно. Просто так прижал, поняла Марина. Потому что ему захотелось быть нежным, а не потому, что он решил предпринять «третью попытку».
Прямо под ее щекой было выпуклое горячее плечо, а руки оказались на спине, где под кожей было много твердых мышц, а ниже начиналось махровое полотенчико, а еще ниже плотные заросшие ноги, которые прижимались к Марининым ногам.
Как все это странно, непривычно, неудобно, неловко – может, мама права?
В том смысле, что любая особь мужского пола – суть свинья и паразитирующий элемент, который то и дело порывается взгромоздиться тебе на шею, устроиться там поудобнее и приготовиться к тому, что дальше поедет с комфортом, ибо нашлась дура, которая его повезет!
Федор Тучков Четвертый казался ей пришельцем с планеты Нептун, Уран, Сатурн, Плутон. Она никак не могла его классифицировать. Марина подозревала, что даже мама, увидав Федора Федоровича, зашла бы в тупик. На тупую мужскую особь он никак не был похож. И на свинью не похож. И на Эдика Акулевича, самого
