– Спокойной ночи, мадам, – бодро откликнулся он, и через минуту Александра и Филипп уже были дома.
Она сразу же пошла под душ, а Филипп стал кому-то звонить – в первом часу ночи!
Смывая с очень коротких волос шикарную укладку, Александра думала об Андрее с Викой.
Все давно в прошлом, а вот поди ж ты, она перепугалась, как школьница, вызванная на педсовет. Значит, прошлое все еще имеет над ней власть, а она-то надеялась, что оно похоронено и забыто, что пять лет навсегда отделили ее от унижений и неуверенности – составных частей
Ничего не помогло: ни Филипп, ни дети, ни блестящее окружение.
Наверное, это у нее в крови – плебейская боязнь жизни, неумение ни с чем справляться в одиночку, жить без опеки и поддержки всесильного мужа.
После того ужасного года, когда Филипп спас ее, уже здесь, во Франции, на ее долю выпало немало трудностей: ненависть двадцатилетнего Алена, презрение свекрови, работа, которую она взяла штурмом, ни разу не воспользовавшись протекцией Филиппа… Все она преодолела, не утратив жизнерадостности и чувства юмора. Но, как только что выяснилось, гораздо труднее оказалось не унизиться перед раздвоившейся тенью отца Гамлета – двумя тенями, вылезшими из своих гробниц, куда она так старательно и долго их заталкивала.
Александра вышла из ванной, задумчиво вытирая волосы, и увидела Филиппа, который ел грушу.
Ей не хотелось посвящать его в свои проблемы. Да он просто рассмеется ей в лицо и скажет, что это и не проблемы вовсе. И будет прав. Она справится сама. Она отпустит своих призраков на свободу – если сумеет – и не станет обременять его своими проблемами и внутренними противоречиями.
– Давай быстрей, – сказала она Филиппу и повесила ему на шею мокрое полотенце. – Спать очень хочется.
Филипп все рассчитал правильно: Андрей Победоносцев и Вика Терехина в сопровождении Майкла Олдриджа прибыли за полчаса до того, как его жена должна была вернуться из аэропорта вместе с Аленом, его подружкой и детьми.
Дворецкий распахнул дверь, пропуская троицу в кабинет, полный книг и антикварной мебели, и Филипп неторопливо поднялся навстречу.
Вечно жизнерадостный Майкл с ходу пожал ему руку. Пока он был всем доволен: Филипп Бовэ согласился на встречу, а это что-нибудь да значило.
Вид у парочки был довольно подавленный. Филипп об этом позаботился заранее.
Он специально назначил встречу у себя дома, а не в офисе, где все было как в обычном процветающем учреждении. Богатство его квартиры производило на честолюбивого завистливого человека удручающее впечатление, заставляя в полной мере осознать собственную ничтожность, и Филипп об этом знал.
Он посвятил в свои планы дворецкого и секретаря, поэтому гостей довольно долго продержали в приемной, выясняя, кто они и есть ли у них разрешение на вход. Потом их повели самой длинной дорогой, минуя личный лифт семьи Бовэ, поднимавшийся прямо в апартаменты.
Подавление психики шло по нарастающей: колонны, фонтанчики, кремовая мебель, молчаливый слуга в ливрее, похожий на всех европейских монархов сразу, панорамный лифт в сдержанном сверкании огней и зеркал, вид на залитые дождем Елисейские Поля внизу, золотистые ковры и стены в пентхаусе, греческие вазы по обе стороны резной дубовой двери – простор, уют и почти аскетическая простота, наводящая на мысль не просто о больших, а об астрономически больших деньгах.
О деньгах, добытых не сию минуту кем-то оборотистым и ловким, а наследуемых в течение пятнадцати поколений. О деньгах, заботливо сбереженных и приумноженных, деньгах, которые были, есть и будут всегда. О богатстве, которому глупо и невозможно завидовать, ведь мало кто в здравом уме и твердой памяти завидует султану Брунея или английской королеве.
Такому богатству можно благоговейно внимать, им можно восхищаться, перед его величием можно трепетать, чего Филипп и добивался, затевая свое шоу.
В его кабинет – тонкое дизайнерское сочетание антиквариата и модерна – гости вошли уже в трепещущем состоянии.
Несмотря на то что они были неподдельными «новыми русскими» со всеми необходимыми для признания их таковыми атрибутами – мобильный телефон, пиджак от Кензо и часы от Картье, – все же в обстановке фамильной Филипповой квартиры они чувствовали себя очень неловко.
Наверное, так чувствовал себя нищий, облаченный в одежды принца, – слишком чисто, слишком непривычно и того гляди дашь маху! Тогда схватят за шиворот, выбросят из дворца…
Конечно, они его не узнали, эти нищие, переодевшиеся в принцев. Столько лет прошло. В Москве он ходил в джинсах и свитерах, у него была какая-то немыслимая машина, да и встречались они всего пару раз.
Бывший муж его жены был очень хорош собой, породист и самоуверен. Немного рыхловат, но это все от «новорусского» образа жизни – кабаки, девочки, поздние ужины, два сменных шофера и дела, дела… В бассейн не выбраться. На корт тем более. А разве вы играете в теннис? Конечно! Сто долларов в час, ракетка еще тысячу, тренер олимпийской сборной. Отдохнуть? Куда там! Мировой бизнес рухнет, финансовые рынки встанут, банки обанкротятся – все работает, пока шеф на месте. Вот улетел в Париж по делам, каждую минуту звонят, консультируются, умоляют дать руководящие указания. Что делать, приходится давать и консультировать, такова участь любого делового человека, а как же иначе…
Всю эту примерную схему разговора Филипп знал наизусть.
Пожимая мягкую руку Андрея, Филипп яростно и горячо ненавидел их обоих.
Надо остыть, приказал он себе. Это просто смешно.
Усаживаясь за длинный переговорный стол, он чувствовал себя уже почти вменяемым и только удивлялся силе своих эмоций. Очевидно, все это задевало его гораздо глубже, чем он думал.
