– Вовсе не долго, – возразила Лида кокетливо, – очень даже быстро.
– Ну? Что?
– Он такой же, как всегда, – объявила Лида, – я ничего не заметила. Обычный.
Человек помолчал.
– Обычный! – сказал он наконец странным придушенным голосом. – Ты принесла?
– Конечно. – Она выхватила из сумочки ключи и поболтала ими в воздухе. – Он ничего не заметил.
Человек снял ключи у нее с пальца и сунул в карман.
– Хорошо. Молодец.
Лида улыбнулась счастливой улыбкой.
Поесть Данилов так и не успел, потому что явился Тарасов.
– Я на пять минут, – объявил Тарасов с порога, – не пугайся.
– Я не пугаюсь, – пробормотал Данилов.
Что-то странное было в этом вечере. Никто и никогда не приезжал к нему по вечерам, особенно без приглашения. Только Марта. Она могла всегда приехать «просто так», но не приехала. Она встречала Петю и была занята.
– Проходи, Олег. Кофе будешь?
– Буду.
Пока Тарасов раздевался и мыл руки, Данилов поставил на стол еще одну чашку и положил еще одну салфетку. Чашки были с наперсток, а салфетки топорщились и кололись – Нинель Альбертовна явно переложила крахмала. Когда Тарасов вошел, Данилов осторожно поставил блюдечко с горкой янтаря в японскую шкатулку – чтобы не рассыпать. Все-таки это были «улики».
– Я заехал сказать, что родители просили встретить их завтра в Шереметьеве. «Эр Франс» из Парижа, вечерний рейс. Светлана Сергеевна не могла тебе дозвониться, а завтра утром звонить ей будет некогда.
Данилов пришел в такое бешенство, что в глазах стало темно. Наконец-то он понял, что такое «темно в глазах»!
– Никто не может мне дозвониться, – пробормотал он, глядя в кофейную гущу, – я подам в суд на МТС.
– Подавай на кого хочешь. Меня просили – я передал.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– У тебя сахар есть?
– Да. Конечно.
– Я предлагал – давайте я сам встречу, – продолжил Тарасов с удовольствием, – но Светлана Сергеевна хочет, чтобы ты.
– Наверное, ожидается слишком много камер, – заметил Данилов спокойно.
– Да тебе-то что? Чем больше, тем лучше. И тебе не повредит, если кто-нибудь увидит, что ты сын знаменитых родителей. Реклама.
– Реклама, – согласился Данилов.
Будет «море цветов», как принято говорить в репортажах о знаменитостях, микрофоны, резкий свет лампочек на камерах, восторженные дамы интеллигентного вида, патлатые юнцы вида богемного, журналисты вида мрачного и пресыщенного. Мать, равнодушная ко всему на свете, кроме успеха и приличий. Отец, равнодушный ко всему на свете, включая успех и приличия. И он, Данилов, в роли блудного сына со скромным букетиком среди толпы. Вид постный и несколько растерянный.
Он не поедет их встречать, и пусть будет что будет.
Он позвонит Ольге, уточнит, отправлен ли отцовский водитель Юра в Шереметьево, и если отправлен, Данилов и не подумает их встречать.
– Я могу сказать Светлане Сергеевне, что ты приедешь?
Значит, Олегу она вполне может дозвониться. И еще будет звонить, несмотря на то, что занята.
Ни при чем МТС. В суд можно не подавать.
– Ты можешь сказать Светлане Сергеевне все, что угодно, – любезно разрешил Данилов, – это твое исключительное право.
– Ты их встретишь?
– Олег, – сказал Данилов морозным голосом, – это совершенно не твое дело. Ты мне передал информацию, большое спасибо. Будешь еще кофе?
Ему показалось, что Тарасов сейчас его ударит. Данилов весь подобрался – так ясно видел, что Тарасов готов его ударить.
– Ты просто... – прошипел он сквозь зубы, – просто...
– Что? – переспросил Данилов.
