– Это самое главное. Ты будешь работать, я буду работать, мы будем редко видеться и, таким образом, никогда не станем ссориться.
– Или будем каждый день.
– А у меня будут разъезды, командировки, отели, иностранцы, иностранки…
– Подожди, какие отели?! Ты что, уйдешь из своей дежурки?!
– Ну конечно. Мой отец ушел из науки, потому что у него были мама и я, маленький, и нас надо было кормить! У меня ты и Евгипий, вас тоже надо кормить!
– Макс, ты же так не хотел! Нет, подожди, это все нужно обсудить! Макс, не лезь ко мне!
– Ничего не нужно обсуждать. Все понятно. Мне просто больше никому ничего не надо доказывать, поняла, глупая?! Все-о-о! Все доказано! Я на это угрохал много лет. Господи, ну неужели ты не понимаешь?! Я теперь такой же, как он! Я знаю, что такое деньги в кассе в день зарплаты. Я знаю, что скажу сыну, чтобы он не был такой же придурок, как я, и не мотал мне нервы, как я мотал отцу! Сын получит от меня не просто королевство, он получит от меня империю, и я его, поганца, заставлю учиться в Сорбонне!
– Максим…
– У меня теперь семья, и я должен ее кормить. Давай родителям позвоним.
– Максим, ты сошел с ума. Сейчас полшестого утра.
– Наплевать. Нам нужна какая-нибудь сложная подготовка? Ну, платье, смокинг, кольца, это все покупается в один день. Ресторан, сто пятьдесят гостей, катание на пароходе, тройки, цыгане?
– Максим, ты что?!
– Значит, ресторан и билеты в Париж я закажу. Платья, кольца и всякую ерунду купим. Цыгане и пароход отменяются. Самое главное, чтобы родители были в Москве. А у тебя? Бабушки нет, кого зовем?
– Надежду и ее американца.
– Отлично. Американец и Надежда. Ну, мы все решили. Значит, в пятницу, да? Что ты смеешься?
– В пятницу отлично! Пятница – хороший день.
В пятницу Максим Вавилов женился на Кате Самгиной.
Пока ехали из загса, где толпились брачующиеся в галстуках из негнущегося атласа под цвет невестиного платья, мамаши в кружевных оборках и подружки невесты в разноцветных шелках, и где все их смешило, Максим все время смотрел на свое кольцо. Просто глаз оторвать не мог.
– Послушай, – в конце концов удивленно сказал он своей жене Екатерине. – Что такое?! Мне тридцать два года, а я радуюсь, как мальчишка!
– Это потому, что ты меня любишь, – сообщила ему жена Екатерина, которая тоже глубокомысленно рассматривала свой палец. – И я тебя люблю! Это очень просто.
Почему-то в Москве не было пробок – такой особенный выпал день, – и даже солнышко выглянуло, и они немного полюбовались на Кремль и храм Христа Спасителя, который сиял вечным куполом в просветах рваных осенних туч. А небо, которое смотрело на них оттуда, было высоким и очень синим, холодным, осенним.
Она замерзла в своем элегантном платьице и потом долго грела в машине озябшие руки.
В ресторан они приехали раньше всех, и вдруг им очень захотелось есть. Кругом была еда, и пахло вкусно.
– Отец не переживет, если мы сейчас налопаемся, – сказал Максим, провожая взглядом очередную тарелку. – Он такой гурман. Вернее, научился быть гурманом! Картошку с селедкой ест тоже с удовольствием. Если бы ты знала, как я по нему соскучился!
– Давай мы понемножку, – жалобно попросила Катя Вавилова, бывшая Самгина. – Нас надо вовремя кормить, а то мы не вырастем!
Метрдотель был знаком с ее мужем Максимом, и ей все это казалось невозможным, нереальным, странным – роскошь и благолепие ресторана, бронза и севрский фарфор на столах, собственная необыкновенная красота, приобретенная утром в салоне, куда ее привезла Татьяна Ильинична и где они долго шушукались и советовались друг с другом, как самые настоящие красавицы, у которых впереди самый настоящий бал! Платье, купленное в магазине, похожем на Вестминстерский дворец, с приказчиком, похожим на принца Чарльза, два кольца, одно и вправду с бриллиантом, а второе гладкое – венчальное и обручальное, сказал ее новоиспеченный муж, надевая оба ей на палец. Да и сам муж, в смокинге и лакированных ботинках, все время волнующийся, немножко смешной и нервный, – самый лучший человек на земле!
Знакомый метрдотель вступил с ними в заговор, выдал по тарелке и отправил в какой-то другой зал, где тоже было очень красиво, но уже как-то по-другому. Там играл струнный квартет и из фарфоровых и хрустальных чаш можно было набрать себе фруктов.
Они долго бродили вдоль мраморных прилавков, заглядывали в чаши, смотрели, как огоньки свечей плещутся в хрустале и отражаются от серебряных канделябров и льняных скатертей, и все никак не могли положить себе еды, потому что для этого нужно было бы разойтись или хотя бы разнять руки, а это никак невозможно!
Какая-то странная парочка, очень сердитая, тоже бродила вокруг еды, и Катя Вавилова все время на них посматривала. Они ее немного смешили, потому что выглядели как из анекдота, и еще ей было их жалко. Она никак не могла понять, отчего же люди могут быть сердиты друг на друга, ведь все прекрасно, и впереди только светлое и счастливое будущее!
Мужчина был уже далеко не молод, лыс, грузен и красен апоплексической краснотой. Девушка была молода, прелестна, белокура и румяна нежным румянцем.
Ее портило сердитое выражение лица и еще то, что она, не замолкая ни на секунду, ныла в спину
