правильно – «Надя».
– Как… нет трупа? А… человек на люстре?..
– Это не человек.
– Что?!
– Пошли! – И он подтолкнул ее в квартиру.
Кругом горел свет, и было совершенно не страшно. Ее сумка привычно стояла на полке, и туфли валялись посреди коридора, словно ничего не случилось.
Зубы все еще стучали, и руки сильно тряслись, и ей пришлось сложить их на груди и взять себя за локти, чтобы Уолш не увидел, как сильно они трясутся.
Он первым прошел в гостиную, и она следом за ним, с ужасом, но все-таки с некоторым любопытством выглядывая из-за его плеча.
– Вот покойник, – сказал Уолш по-русски и простер руку в сторону дивана. – Посмотрите.
На диване лежало нечто совершенно непонятное, белое, невразумительное, странной формы.
– Где покойник? – спросила Надежда и посмотрела на американца.
– Это он и есть. То есть это, конечно, никакой не покойник, но это то самое, что висело у вас на люстре.
На диване лежало какое-то огородное пугало. Она разглядела, когда подошла поближе. Сшитая из двух простыней кукла, даже и не кукла, а так, ерунда какая-то – ручки, ножки, огуречик, вот и вышел человечек! Кукла была довольно большой, примерно в половину человеческого роста, на длинной веревке.
– Что это такое?! – требовательно спросила Надежда у Уолша. – А?! Откуда это взялось?
Тот пожал плечами.
Надежда подошла и потрогала длинную белую сосиску, «руку» ее недавнего покойника. Пугало было набито то ли ватой, то ли соломой, внутри у него отчетливо шуршало, и какие-то острые углы проступали через тряпку.
– Чем он набит? – спросила Надежда, как будто Уолш в свободное от американского президента время занимался набивкой чучел.
Тот сосредоточенно пощупал «руку».
– Думаю, газетами. Но это не самое интересное, Надя. Самое интересное вот здесь. Взгляните.
Он легко, одним пальцем перевернул пугало, и Надежда отшатнулась и прикрыла глаза.
На обратной стороне чучела на уровне груди было написано черными буквами «Павел».
– Так зовут вашего мужа?
– Да.
Дэн Уолш взглянул ей в лицо и перевернул пугало надписью вниз.
– И чем вы можете это объяснить?
– Ничем.
– Понятно.
Он обошел комнату, заглядывая во все углы, словно что-то искал, а потом еще залез на подоконник и потряс рамы. Надежда все стояла возле дивана, тупо глядя на пугало.
– Кто мог войти в вашу квартиру?
– Никто, господин полковник.
– Подумайте, госпожа Звонарева.
– Ключи есть только у моих родителей, у меня и у Павла.
– Он вам их не вернул, когда вы расстались?
Она подумала немного.
– Нет. Он сказал, что отдаст их Сашке, соседу, но Сашка ничего мне не передавал, и я решила, что мой муж так их и не оставил.
– Вы его не спрашивали про ключи?
– Нет.
Она не стала говорить, что ей все казалось, что если он не отдал ей ключи, значит, он обязательно вернется, значит, он хочет, чтобы у него был путь домой…
– Ваши родители живут в Хельсинки, насколько мне известно?
– Да.
– Ваш отчим – крупный менеджер и вообще человек состоятельный?
Надежда посмотрела на Уолша.
– Господин полковник, у моего отчима двое взрослых детей. Я понятия не имею о его состоянии, потому что не имею к нему никакого отношения!
