Они синхронно показали друг другу удостоверения и улыбнулись улыбками голодных саблезубых тигров, примеривающихся к добыче.
– Вы говорите по-английски, майор?
– К сожалению, нет.
Дэн удивился:
– Но вы же говорите! И именно по-английски.
– Не настолько хорошо, чтобы вести на нем беседу.
– Я могу переводить, – встряла Надежда.
Дэн не садился, и московский майор не садился тоже, они словно оценивали друг друга, сцепившись глазами, и никак не могли оценить. Надежда переводила взгляд с одного на другого.
Подлетела официантка Галя, спросила, что подать, отошла, оглянулась. Все остальные официантки и бармены что-то делали возле стойки, на которой стоял компьютер и лежали салфетки. Как видно, занятие у них было очень важное и нужное, потому что по местам никто не расходился. Гале крупно повезло, ее выбрали курьером, и она прибыла с новостями потрясающими, сногсшибательными!..
– Прошу садиться, – сказал наконец Уолш, и они чинно расселись. – У вас ко мне какое-то дело, майор?
Напряжение не отпускало. Дэн перестал понимать происходящее, и это было скверно.
– У меня нет. Надежда решила, что наши криминальные дела имеют к вам какое-то отношение, но я не знаю, что вас может заинтересовать.
– Мы звонили в Москву, когда проверяли связи госпожи Звонаревой, но нам так и не удалось переговорить с ее подругой.
– Вы говорили со мной, – буркнул Максим Вавилов. – Почему-то называли Катей.
– Простите?..
– Ничего.
И они опять замолчали.
Солнце лилось в высокие чистые окна, в баре было пусто, если не считать взволнованной стайки официантов и барменов. Красные «маркизы» трепетали на ветру, и плотная тень от них ложилась на горячий асфальт. Купол Исаакиевского собора сиял, и золотые буквы сияли тоже – «Храм мой храм молитвы наречеца».
Надежда объясняла Дэну, что означает эта надпись, а он позабыл. Нужно будет спросить еще раз.
– Екатерина Самгина стала свидетельницей убийства, – сказал Максим Вавилов, приняв решение.
Собственно, скрывать ему было нечего. Он крайне неуютно чувствовал себя в отцовском отеле, да еще в компании какого-то большого американского начальника, похожего на всех кинематографических персонажей чохом, но работа есть работа!.. Пусть это будет… ну как бы определение круга знакомых свидетельницы Самгиной. Вот как!..
– Убийство странное, не бытовое, не уличное. У нас до сих пор нет никаких идей, кто и зачем замочил того типа! Даже личность не установили! Переведете ему, пожалуйста.
– «Он» понимает по-русски, – заявил Уолш. – Но тоже не все. Замочили – значит, налили воды? Труп был мокрым?
– Это на жаргоне значит – убили, – пояснил Максим Вавилов, совершенно не смутившись. – Свидетельница вызвала милицию и остановила мотоциклиста, боялась одна остаться возле трупа. Как только мы подъехали, мотоциклист сразу уехал.
– Вы его нашли?
– Нашли. Пока мы осматривали труп, свидетельница попросилась подняться в квартиру. Она нашла труп у своего подъезда. В подъезде ее пытались задушить и не задушили только потому, что на ней была такая… штука с жестким воротником, похожая на шинель.
Дэн слушал, навострив уши.
Между колоннами пробежал совершенно несчастный управляющий и скрылся в белом зале с колоннами.
Сегодня у него ужасный день, подумала Надежда. Мало того, что кто-то бродил ночью в охраняемой зоне, так еще и сын владельца пожаловал!.. Ну если Таня Наумова не врет, конечно. Впрочем, этого самого сына видели только управляющий и Таня, а она поклялась, что это он.
Господи, да что такое происходит?!.
– Собственно, и убийство, и попытка убийства совершены одним способом, довольно странным.
– Что вы предприняли?
– Ничего особенного. Заявлений о пропаже людей не поступало, и нам некому предъявить труп для опознания. Мы думали, что это начало серии, но ничего похожего больше не произошло. У нас единственный свидетель – Екатерина Самгина. Видимо, она что-то видела, слышала или знает, из-за чего ее хотели убрать тоже! Мы проверяем ее связи, больше нам ничего не остается.
– Понятно.
– Самгина родом из Санкт-Петербурга, утверждает, что в Москве у нее нет никаких знакомых, значит, нужно искать здесь.
– Да некого здесь искать, – воскликнула Надежда, волнуясь, – ну что вы говорите, Максим! Нет у нее никаких криминальных связей!
