Ах да. Кофе варить.
Не говоря ни слова, она ушла на кухню, зажгла газ и поставила в центр синего пламени крохотную армянскую турку. Кофе в ней получалось ровно два глотка.
Ее все тянуло посмотреть, что там, в глубине ее дома, делает Александр Петрович Ястребов, и она останавливала себя – очень строго.
Зачем он пришел?!
Что вообще происходит в последнее время вокруг нее – мистика какая-то!
– Инна, давайте… проясним ситуацию.
Газ полыхнул и погас – она хотела всего лишь уменьшить пламя и промахнулась. Ястребов посмотрел на турку, выдвинул стул и сел, как пришлось, прямо в центре кухни, очень неудобно.
Инна щелкнула кнопочкой, зажгла газ. По стенкам турки изнутри поползли шустрые пузырьки.
– О… какой ситуации вы говорите, Александр Петрович?
Господи, как же она его называла, когда занималась с ним той самой преступной любовью?
Саша?! Шурик?! Господин Ястребов?!
Вдруг ей стало так смешно, что она с утроенным вниманием уставилась в турку – как там шустрые пузырьки?
– Я хотел бы, чтобы наша с вами встреча осталась… не доведенной до средств массовой информации, потому что мне предстоит… большая работа в крае.
Ого!..
Позабыв про пузырьки, она повернулась к нему и спросила вызывающе:
– То есть вы опасаетесь, что я возьмусь вас шантажировать и наш с вами одноразовый секс станет достоянием гласности?
Вот так. Еще в восьмом классе на школьной столярной практике она научилась забивать гвозди одним ударом: раз – и по самую шляпку.
«По самое не балуйся», как стали теперь говорить.
Ястребов Александр Петрович при упоминании одноразового секса так напрягся, что даже шея покраснела.
– Я не имел в виду… первую встречу. Я имел в виду… сегодняшнюю.
Она язвительно молчала, смотрела ему в лоб. Лоб тоже медленно покраснел.
– Инна, не мне вам объяснять, что обстановка в крае… серьезная.
– Вы хотите обсудить со мной обстановку в крае?
– И ее тоже.
– А политическую ситуацию в стране в целом?
Он помолчал.
На что он надеялся, когда, отвязавшись от охраны и разного рода деятелей, которые лезли к нему со всех сторон, отправился к ней? Кажется, у него была какая-то конкретная и ясная цель, он даже несколько раз подряд сформулировал эту цель про себя – чтобы не забыть и не упустить ненароком.
Что это была за цель, вспомнить бы?..
Он плюхнулся в разговор, как жаба в пруд – неловко, нелепо, с чавкающим звуком, – все из-за того, что не готов был ее увидеть. Шел к ней, а увидеть не ожидал и… растерялся.
Особенно оттого, что она была в джинсах и свитере – совсем другая. И еще оттого – он прищурился, – что белые волосы на длинной шее сужались так по-девичьи нежно.
И еще оттого, что она оказалась первой женщиной за много лет, о которой он помнил все – как она спит, как ест, как говорит по телефону, какие у нее локти, уши, веки, зрачки, ступни.
И то, что он помнит, – это очень личное, почти интимное, гораздо более интимное, чем непосредственно «одноразовый секс».
Нашла выражение, черт бы ее побрал!..
– Инна, я просто хотел избавить нас обоих… от возможных неловких положений. Ну, вы же все понимаете. Я принял решение… баллотироваться в губернаторы, и нам, очевидно, придется часто встречаться.
– Совсем необязательно нам часто встречаться, – сказала она и опять уставилась в турку. Он был рад, что голубые, прозрачные, страшные глаза его отпустили. – И вы… не беспокойтесь, Александр Петрович. Я вовсе не собиралась сдавать в прессу нашу с вами… love story.
Он вышел из себя – совершенно неожиданно.
– Да я вовсе не считаю, что вы хотите сдать в прессу…
– Вам с молоком или с сахаром?
– Что?!
– Кофе с молоком или с сахаром?
Он опять помолчал – ему надо было собраться с силами. Странно она на него действовала, эта
