Соня торопливо складывала один в другой осколки синей чашки, и руки у нее тряслись.
– Здрасти, – раздалось с крыльца, – я пришел. Может, все-таки подмогнуть надо?
– Нет, – сказал Кирилл, – помогать не надо. Это хорошо, что ты пришел. Садись.
– Кто это? – спросила Нина Павловна и посмотрела на Кирилла.
– Меня Гришей зовут. Я пришел… к Соне.
Владик вдруг проворно вскочил с кресла, опрокинул его на Гришу и суетливо побежал. Кирилл поймал его за шиворот, и он взвизгнул.
– Стоп. Никто никуда не бежит. Сядь. – Он толкнул Владика к стулу, с которого вскочила Настя, но не отпустил, продолжал придерживать за шиворот. – Сядь, я сказал.
Стало так тихо, что было слышно, как дышит на крыльце черная собачища.
– Я… умираю, – прохрипела тетя Александра и стала валиться на бок. Никто не шевельнулся, и она перестала валиться.
– Это Гриша, – сказал Кирилл и повернул Владика так, чтобы он оказался лицом к Грише, – ты его видел. Правда?
– Кирилл, что происходит? – строго спросила Юлия Витальевна.
Гриша осторожно вернул кресло на место и сел, напряженно вытянув левую ногу. Он смотрел только на Соню, которая держала в руках осколки синей чашки, и у него было странное лицо.
– Это тот самый уголовник, в которого три года назад влюбилась Соня и тем самым опозорила всю семью, – сказал Кирилл негромко. – Познакомьтесь.
– Я – уголовник? – пробормотал Гриша и, оторвавшись от Сони, посмотрел на Кирилла.
– Ты.
– Только этого нам не хватало, – пробормотала Нина Павловна, – уголовника привел!
– Успокойтесь, – сказал Кирилл, – он такой же уголовник, как вы, Нина Павловна.
– Что? – спросила Соня. Осколки мелко тряслись у нее в руках, издавали отвратительный стеклянный звук. – Что ты сказал, Кирилл?
– Он такой же уголовник, как мы, – морщась, повторил Кирилл, – все это было выдумкой от начала до конца. Нет никакой «Милицейской газеты». Не было никакого портрета. Никто не печатал его фотографию в разделе «Особо опасные преступники». Ты… успокойся, Сонечка. – В первый раз он назвал Соню Сонечкой. – Я знаю, что глупо это говорить, но ты все-таки успокойся. Юлия Витальевна, у вас есть валокордин, что ли?
– Нет! – вскрикнула Соня. – Мне не нужен никакой валокордин! Я не понимаю, о чем ты говоришь! Зачем ты позвал его сюда?!
– Затем, что все это должно закончиться, – сказал Кирилл, – твоя мать и твой брат выдумали всю историю с уголовником, потому что они не желали, чтобы ты выходила замуж. Все ведь к этому шло, правильно? Ты вышла бы замуж, и они остались бы вдвоем, и некому было бы варить им борщ, и неоткуда было бы взять денежки на сигареты. Правильно я говорю?
– Я не уголовник, – сказал Гриша растерянно, – ерунда какая! Ты что, думала, что я уголовник?!
И он поднялся с кресла, и сделал шаг, и остановился, так и не дойдя до Сони.
– Владик сделал газету на своем компьютере, – продолжал Кирилл, – сфотографировать тебя в больнице было просто. Идея была, разумеется, тетушкина. И тетушкино же исполнение. Она подсунула газетку Соне, она дала ей возможность принять снотворное, она «Скорую» вызывала, она ее в психушку сдала. Только она не предполагала, что Гриша не поверит в то, что Соня его бросила, и станет ее искать, и караулить, и даже на дачу за ней попрется. Ну как? Пока все верно?
Гриша вдруг коротко хрюкнул и что есть силы стукнул ладонью по столу. Чашки подпрыгнули, новый чайник изрыгнул облачко пара, зазвенели рассыпавшиеся из плетенки ложки, и вскрикнула Света.
– Ты думала, что я… уголовник?! – с безмерным изумлением произнес он, и Кириллу показалось, что он сейчас разрыдается. – Значит, все это время, что я… что мы… и все из-за того, что ты думала, будто я – уголовник?!
Он взялся за голову странным, очень не шедшим ему движением и неловко плюхнулся обратно в кресло, подвернув больную ногу.
– Тетя, – вдруг очень громко сказал Дмитрий Павлович, – тетя, это правда?! То, что говорит Кирилл?!
Тетя Александра выпрямилась в кресле, глаза у нее горели инквизиторским огнем, и дышала она ровно и глубоко.
– Мерзавцы, – сказала она негромко, – сволочи. Подонки. Это ты им рассказал, слизняк? – спросила она у Владика. – Ты, ничтожество, шлюха?
– Нет, – забормотал Владик, которого Кирилл так и не отпустил, и стал в панике перебирать ногами, как будто хотел отодвинуться от матери, – не я! Не я, правда!
– Да ерунда это все. Никто и ничего мне не рассказывал, – сказал Кирилл брезгливо, – все и так стало ясно, как только Света меня посвятила во все подробности жуткой Сониной истории. Я все проверил. И все это вранье от первого до последнего слова.
– Я так хорошо все придумала, – продолжала тетя Александра с сожалением, – отлично придумала. Моя дуреха никогда бы не догадалась. Если бы ты ей не сказал! – и, размахнувшись, она кинула в Кирилла чашкой.
Он не успел ее поймать, потому что не ожидал такой прыти от тучной тети Александры. Чашка ударила его в висок. Голове сбоку стало больно, и что-то горячее потекло по шее.
