началось сначала и продолжалось долго.
– Видишь, как хорошо бывает иногда проявить благородство и помочь бедной девушке с машиной, – хвастливо сказала она, когда снова стало можно разговаривать.
– Это точно, – подтвердил он, – учитывая, что я никогда не проявляю благородства.
– Никогда-никогда? – уточнила она.
– Никогда. Это был первый случай в моей жизни, когда я его проявил.
– Не может быть.
– Может.
– Тогда почему ты его проявил?
– Сам не знаю, – признался он. – У тебя был совершенно идиотский вид на пляже. Помнишь? И еще ты меня раздражала. Я не люблю, когда люди сами ставят себя в идиотское положение.
– Тогда тебе придется немедленно меня бросить, – задумчиво сказала она, – я все время ставлю себя в идиотское положение.
– Ну конечно, брошу, – пообещал он, улыбаясь.
– Я тебе брошу! – заявила она с угрозой.
Он засмеялся:
– Конечно, брошу. Я специалист по кратковременным связям.
– И… много у тебя связей?
Не было у него никаких связей. У него было много работы, мало времени, и все попытки завести любовницу неизменно терпели крах, и он устал от этого и уже почти не верил, что на его долю что-то еще осталось, когда ему попалась Настя Сотникова с ее очками, портфелем и «Хондой».
Никто и никогда не говорил ему в постели, что автобус в Ирландии называется не «бас», а «бус».
Ему было очень спокойно и безудержно весело.
Все будет хорошо. От Москвы до Питера всего семьсот километров. Подумаешь.
– Вот сейчас я полежу немного, – пообещал он, – и все расскажу тебе про свои связи. А может быть, даже продемонстрирую наглядно.
– Как? Опять?
– Опять, – подтвердил он и зашелся самодовольным смехом, – только ты потом про завещание мне напомни. Йес?
Человек с той стороны двери прислушался и постоял немного, выжидая. Не было никакой опасности, что те двое, которые резвились в постели, обнаружат его. Они слишком заняты друг другом и своими постельными делами, чтобы просто так выйти среди ночи в коридор, но все-таки осторожность не мешала.
Дело почти сделано. Осталось немного. Как некстати этот балаган с родственниками, затеянный полоумной девицей, что резвится сейчас за дверью со своим любовником!
Кстати, с любовником дело обстояло не слишком понятно. Он не нравился старухе, которой до всего было дело, она все время повторяла, что он «дрянь», и это было странно, потому что старуха отлично разбиралась в людях и была не по годам наблюдательна. За что и поплатилась. Тем не менее любовник оказался хладнокровным, несколько настороженным молодым мужиком с чувством юмора и в очень дорогой льняной рубахе. Машины у него не было, но зато неброские летние ботинки, валявшиеся у входной двери, точно стоили долларов сто пятьдесят.
Старухино определение – дрянь – не подходило ему вовсе. Он мог быть сволочью или бандитом, но никак не дрянью, и это было странно.
Впрочем, все очень скоро закончится. Никто не помешает.
Справедливость должна быть восстановлена, даже если во имя этого еще кому-то придется умереть.
Таков закон. За все надо расплачиваться.
По темной лестнице Кирилл сбежал на террасу и зажмурился.
Солнца было так много, что оно нигде не помещалось, лезло в темные стекла старинного буфета, в синие чашки, в изгибы плетеной мебели, сверкавшие, как золотые, в самовар, все-таки добытый вчера Ниной Павловной из сарая.
Солнце путалось и переливалось в темных волосах его любовницы, которая чинно разливала кофе.
Подумав про Настю «любовница», Кирилл ощутил необычайный жизненный подъем и быстро плюхнулся в ближайшее кресло.
– Доброе утро! – провозгласил он. Вразнобой ответили Настины родители, Муся, Сергей и невесть откуда взявшийся развеселый парень в одних только шортах. Остальные промолчали.
– Это Владик, – быстро представила Настя, – сын тети Александры. Он приехал вчера поздно ночью. Владик, это Кирилл, мой… приятель.
Она все время спотыкалась, когда представляла Кирилла своим родственникам.
– Салют! – сказал Владик и через весь стол протянул Кириллу руку. Рука была большая, прохладная, с бугорками мозолей.
Странное дело, подумал Кирилл, пожимая руку. На чем же этот Владик приехал, если он его даже не
