– Да, – сказала тетя Нина, – Галина. Господи, да его внучка, Галина дочь, здесь много лет подряд жила летом. Ты что, ее не помнишь?
– Смутно, – признался Владик.
– Тогда романы были не в моде, Владик, – сказал Настин отец, – тогда все строили коммунизм и мечтали, чтобы однажды ночью никого не забрали.
– А я все-таки думаю, что бабуля постаралась, – сказал Владик добродушно. – Дед был намного старше, а Яков – красавец. И вообще, вы же ничего помнить не можете! Сколько вам было лет, тетя Нина, дядя Дима? Может, эту Галочку, дочь Якова, бабуля и родила? Тогда все сходится – и что она за ней ухаживала, и что они здесь жили, и что она потом своего ребенка бабуле пристроила!
– Она не пристраивала. Они потом переехали, и все. Я даже не помню, как ее звали, ту девочку, – отрезала Нина Павловна, – черт тебя побери, Владик. Ты все время говоришь какие-то гадости. Как это у тебя получается?!
– Нина, – вмешалась Настина мать, – ты с обедом мне поможешь? А то я буду возиться до вечера. Заморю всех голодом.
– Ты можешь, – ответила Нина Павловна. Щеки у нее горели нездоровым румянцем.
Настя смотрела в сторону, Света ухмылялась, Муся бесшумно убирала со стола. Сергей делал вид, что читает газету, а на самом деле смотрел, как двигаются над посудой загорелые Мусины руки. Он единственный, кто не принимал в дискуссии никакого участия.
– Пойду смотреть свое наследство, – сказал Владик и потянулся длинным загорелым шикарным телом. По всем законам природы, подумал Кирилл, он должен быть братом грудастой Светы, а вовсе не бледной Сони. А Сергей как раз составил бы отличную пару с Соней.
И все получилось наоборот.
– А я отдала ожерелье в мастерскую, – неожиданно сказала Соня в пространство, – чтобы узнать, сколько оно стоит.
Кирилл замер.
– Ты собираешься его продать, Сонечка? – спросил Настин отец после некоторого молчания.
– Да, – ответила Соня, и кислая сметана стала еще кислее. – Все равно я не стану его носить.
Все смотрели на нее и молчали, а она меланхолично стряхивала с вытянутых на коленях штанов прилипшие лохмотья шерсти.
– Да, – повторила Соня и перестала возить рукой по штанам, – я его продам. Если оно чего-то стоит, конечно.
Кирилл вытащил из-за сарая довольно новую доску, осмотрел ее со всех сторон и потащил к ветхой лавочке, стоявшей в глубине сиреневых кустов. Солнце палило, залив лаково блестел за деревьями.
Кириллу нужно было подумать, и он ушел от многочисленных Настиных родственников в сирень, где никто не мог ему помешать.
Тетя Александра. То ли просто полоумная, то ли, наоборот, очень себе на уме, играет в какую-то игру и делает это довольно ловко. Семья абсолютно уверена в том, что она идиотка, и старается не обращать на нее никакого внимания.
Ее сын и дочь – невозможно поверить, что они брат и сестра.
Владик. Сытый, гладкий, очень довольный собой охламон, на вид вполне безобидный, как все молодые люди его типа. Иметь с ним никаких дел нельзя, кинет при первой возможности и будет очень удивляться и добродушно негодовать, если с него станут что-то спрашивать. Бабкины картины он моментально продаст за бесценок и купит себе что-нибудь бессмысленное – например, мобильный телефон. Нужно спросить у Насти, где он работает, если работает. Впрочем, вполне возможно, что его содержат мать и сестра. И еще надо узнать, на чем и в котором часу он приехал. Его приезд не давал Кириллу покоя.
Соня. В тридцать три года выглядит на сорок, ни на шаг не отходит от матери, терпит все ее выкрутасы, носит кримпленовые платья и турецкие спортивные костюмы, которые, даже новые, годятся только для того, чтобы понаделать из них тряпок для мытья пола. Ее брат даже не видел картин, которые ему оставила бабушка, – по крайней мере так говорит – а она успела забрать свое ожерелье и уже отдала его ювелиру.
Какому ювелиру? Откуда у Сони может быть ювелир, который возьмется оценивать старинную вещь? Где она его взяла? Кто ей посоветовал? Почему ее мать так настойчиво убеждала Кирилла, что дочь не нуждается ни в каких бриллиантах? Вполне возможно, что в бриллиантах она и не нуждается, зато туфли и джинсы ей бы точно не помешали. Почему она так спешит с оценкой этого ожерелья? Ни секунды больше не может прожить без денег?
Нина Павловна. Стремительна, неудержима и очень уверена в себе. Окружающих в грош не ставит. Сына не замечает, а дочери как будто немного опасается. С Настиной матерью разговаривает несколько свысока, как будто та убогая дурочка. Настю поучает, ее отца поглаживает по лысине с пренебрежительной нежностью. На предположения Владика, что бабушка отравила деда, по-настоящему отреагировала только она – рассердилась и вознегодовала. Или она действительно знает больше других и боится, что это станет известно, или просто – как это называется? – дорожит фамильной честью. Тетю Александру терпеть не может.
Сергей. Ничего интересного, кроме того, что он влюблен в Мусю. Любопытно, сколько времени это продолжается? Бабушка написала в дневнике, что ее «беспокоит Сергей». Почему? Из-за Муси? Или еще из-за чего-то?
Света. Совсем ничего интересного. Куча диких женских комплексов на многометровых ногах и с шикарным бюстом.
Юлия Витальевна, Настина мать. Полная загадка. Молчаливая, неприветливая, очень сдержанная. С сестрой мужа явно не ладит, тем не менее кинулась ей на выручку, когда Владик стал излагать свои теории. С Настей нежна. Кирилл только что слышал, как они хохотали на кухне, убирая посуду. С мужем ровна и доброжелательна. Аристократка или просто ее никто и ничто не интересует, кроме ее драгоценной дочери?
