– Принеси мне попить, – попросила она, – что ты там пил?
– Воду из ведерка, – сказал он.
– Сойдет. Я поливаю из него цветы.
Он принес ведерко и подержал, пока она пила.
– Теперь ты с ними не дружишь? – спросила Настя, отдышавшись.
– Я никогда с ними не дружил. Попила или еще?
– Вообще говоря, они ни в чем не виноваты, твои родители. Просто они жили так, как им казалось лучше и проще.
– Настя, я не хочу это обсуждать. Мать сказала, чтобы я забыл номер их телефона, но это уже бывало. Если повезет, она не будет мне звонить месяца три. А потом все наладится. То есть она опять примется звонить и втолковывать про мои грязные деньги и капиталистический образ жизни.
– А сестра?
– Какая сестра?
– Которая родила.
– Я ее поздравлю. Вернусь в Москву и пришлю подарок.
– Ты думаешь, этого достаточно?
– Настя, я не поддерживаю с ними никаких отношений. Не могу. Не хочу.
– Когда ты захочешь, может быть, будет уже поздно.
– Вероятно. Или я не захочу. Ты так и будешь сидеть с ведром или можно его унести?
Она сунула ему ведро, и он вышел на балкон.
Капли гулко шлепались на крашеные доски, одна попала Кириллу на спину, и он поежился. Сад как будто вздыхал, и было совсем тепло. Утром опять придет жара. Листья легко прошелестели, и Кирилл, задрав голову, посмотрел на верхушки деревьев. Они стояли неподвижно и казались темнее темного неба.
Ветер?
Снова зашелестело, и он вдруг быстро присел, оказавшись за решеткой балкона.
Внизу по дорожке кто-то шел. Сквозь листву было не рассмотреть – кто, но Кирилл слышал шаги и слышал, как падали капли с потревоженной старой сирени.
– Ты что? – шепотом спросила Настя у него за спиной.
Он приложил палец к губам:
– Там кто-то есть. Внизу. Я слышу.
– Кто-то забрался в сад?
Кирилл покачал головой:
– Не знаю. Сейчас посмотрю. Сядь на кровать и сиди тихо.
Прошелестело уже довольно далеко, и Кирилл понял, что нужно торопиться.
Он перепрыгнул через решетку, повис, перехватил руками за нижнюю перекладину балкона, качнулся раз, другой и спрыгнул в траву. Ему не хотелось, чтобы утром на песке отпечатались две его босые ступни, как буква «аз» в книге первопечатника Ивана Федорова.
Человек ушел в глубину сада, к старой калитке, которая выходила в душные густые кусты, продолжение какого-то парка. Ею редко пользовались. Муся на своем велосипеде предпочитала делать круг, чтобы заехать в ворота.
Кто мог среди ночи забраться в сад? Воры? Даже ворам вряд ли бы хватило ума тащиться грабить дом, полный народа. А что можно украсть из сада? Лопату? Не слишком гнилое бревно, которое Кирилл собирался найти, да так и не нашел?
В траве стояли лужи, которые чавкали под ногами, и Кирилл стал пробираться осторожней. Он ничего не видел, кроме темных веток, и ничего не слышал, только капли глухо падали в мокрую траву.
Куда ушел человек?
Впереди что-то хрустнуло, и Кирилл замер.
Человек не ушел. Он был впереди и, очевидно, тоже остановился, прислушиваясь.
Кирилл не шевелился. В верхушках деревьев по-ночному тревожно прошелестело, и его с ног до головы обдало холодными каплями. Он смахнул воду с лица и снова замер.
Ничего.
Кирилл оглянулся на темный дом, почти не видный за деревьями. Света нигде не было, и отсюда невозможно было разобрать, открыта или закрыта дверь, выходящая на садовое крыльцо.
Шаги раздались снова, гораздо отчетливее, чем раньше, очевидно, человек решил, что отошел уже достаточно далеко и теперь в безопасности. Кирилл тоже двинулся вперед, наступил на какую-то палку и чуть не взвыл от боли.
Впереди за кустами мелькнуло желтое пятно света. Мелькнуло и пропало, выхватив из темноты черную плотную густоту веток и листьев, за которой сидел Кирилл.
