– Нет. Сиди здесь. Я приду через пятнадцать минут.
Под действием горячей воды то лишнее, что было у него в голове, как-то уменьшилось, но все-таки много лишнего еще осталось. Он пощупал – ничего особенного, просто шишка, надувающаяся, как детский воздушный шарик.
Он натянул джинсы, выключил свет и осторожно пошел по темному коридору, останавливаясь у каждой двери.
У Светы было темно и тихо. Владик бодро похрапывал.
И что это означает?
Ничего.
Кирилл спустился по лестнице и постоял, прислушиваясь. Тишина, только дом вздыхал во сне – поскрипывал половицами, подрагивал сухими цветами в мавзолейных вазах.
Свет нигде не горел, и Кирилл подумал, что за стеной человек, которого он не увидел, так же, как он, напряженно прислушивается к тишине, а может быть, стоит у двери, прижавшись ухом и выжидая.
В замочную скважину двери, которая выходила на садовое крыльцо, был вставлен ключ.
Так он никогда не разберется в этом проклятом деле!
Он наклонился – по голове прошел колокольный звон – и стал шарить руками по полу. Где-то здесь должна быть куча старой обуви, в которую все суют ноги, когда выходят из дома, чтобы не тратить время на шнурки и застежки. Он перебрал почти все, когда наткнулся на совершенно мокрую старую кожу.
Значит, человек все-таки выходил именно здесь.
Кирилл потянул башмак за пятку, пытаясь определить хотя бы, женский он или мужской, и в жидком предутреннем свете понял, что это старые демисезонные туфли, которые носила Нина Павловна.
Черт.
Он вернул башмак на место и бесшумно поднялся по лестнице. Посреди темного коридора маячило белое привидение в саване.
Кириллу вдруг стало нечем дышать, и он схватился за перила, чтобы не покатиться с лестницы назад.
– Где ты ходишь?! – прошипело привидение. – Я тебя жду, жду!
Дыхание вернулось к нему, и, схватив Настю за руку, Кирилл потащил ее за собой в комнату.
– Зачем ты вышла? Я же тебе сказал – сейчас приду!
– Тебя нет и нет. Вот я и вышла. Зачем ты ходил вниз?
– Дверь проверял. Все заперто. Еще я нашел мокрые ботинки.
– Какие мокрые ботинки?
Кирилл стащил джинсы и с наслаждением лег на кровать. Его голове горизонтальное положение явно подходило больше, чем вертикальное.
– Под дождь сегодня… вчера вечером попали только мы с тобой. Все остальные были дома. Если ботинки мокрые, значит, кто-то выходил после дождя. Сергей выходил провожать Мусю, но у него белые кроссовки и стоят у главного крыльца, с которого Муся выходила. У садового крыльца только одна пара мокрых ботинок.
– Чья?
– Твоей тети Нины, – буркнул Кирилл, – и не переживай, это на самом деле ничего не значит. У Владика и твоего отца какой размер обуви?
– У папы сорок первый, а про Владика не знаю.
– Зачем нужно было тащиться в сад? – сказал Кирилл задумчиво. – Для чего? Почему нельзя было поговорить днем и где-нибудь в третьем месте? Что за идея – ночью выбираться из спящего дома, осторожничать, чтобы никого не разбудить, прятаться, а потом еще лупить меня по голове!
– Тебя… ты… тебя лупили по голове? – с трудом выговорила Настя и села, как будто у нее подкосились ноги.
– Меня ударили по голове, – поправил Кирилл, морщась. Уязвленное самолюбие тоже сделало кислое лицо, напоминая ему о том, как он попал впросак.
– А дальше? Что было дальше?
– Я упал мордой в грязь. Все. Больше ничего не было. Плохо только, что теперь противник знает, что я им интересуюсь. До сегодняшней ночи я был просто охотник за приданым. А теперь он будет осторожней.
– Или она, – сказала Настя.
– Или она, – согласился Кирилл.
Настя пристроилась рядом с ним, побрыкала ногами, расправляя одеяло, и положила на себя его руку. Ему немедленно захотелось спать так, что в глазах все поплыло.
– Может, мне поговорить с Сережей? А, Кирилл? Рассказать про фен, и про бабушку, и про то, что мы думаем, что она не просто так уронила его в воду? И спросить про эту дурацкую книгу?
– Не смей, – пробормотал он, старательно тараща слипающиеся глаза, – а если это он? Ты станешь опасна, и он от тебя избавится. Завтра я…
