рассказала. Хотя даже если расскажет, мы успеем быстрее. Если это она придумала всю комбинацию, ей теперь придется придумать какую-нибудь другую.
– Зачем ей придумывать, что ожерелье фальшивое? – спросила Настя.
– Затем, например, чтобы не делиться деньгами с матерью и братом. Получить их и начать новую жизнь. Я тебе уже говорил.
Он поднял ее со стула, поцеловал в шею и пересадил на кровать. Подумал и поцеловал еще раз.
– Шла бы ты отсюда, – сказал он жалобно и сел за компьютер, спиной к ней, – я плохо соображаю, когда ты сидишь на кровати.
– Я сидела на стуле, – возразила она и улыбнулась. Подошла и положила руки ему на плечи. – У тебя много девиц?
– Самое время выяснить, – пробормотал он и потерся щекой о ее ладошку. – У меня тьма девиц. Кстати, тетя Нина рассказала мне, что они с твоим отцом, когда были маленькие, считали, что бабушка нашла клад.
– Какой клад?!
– Который твой дед и Яков привезли с войны. Тетя Нина сказала, что это просто детские выдумки. Однако бабушка их разогнала и в кладоискателей играть не разрешила.
– Господи, – сказала Настя с изумлением, – ты и вправду веришь, что был клад?!
– Ну конечно. – Он задрал голову и серьезно посмотрел на нее. – Конечно, был, Настя. Они действительно что-то нашли в Восточной Пруссии. И действительно привезли это в Ленинград. И твоя бабушка об этом знала. И именно на эти деньги она всю жизнь жила. Твой дед был генерал. Он мог вывезти из Германии все, что угодно. Янтарную комнату. Дрезденскую галерею. «Мадонну» Рафаэля. Тетя Нина сказала, что это ерунда, выдумки. Однако это очень конкретные выдумки. Замок был в Восточной Пруссии. Клад нашли саперы и отдали Якову. Яков отдал его деду. Дед переправил его в Питер. Это совсем не похоже на легенду. Ты когда-нибудь слышала легенду, в которой клад находят саперы и точно указано, где расположен замок? Дед был в Кенигсберге?
– Был, – сказала Настя, запнувшись, – он был в Кенигсберге. Но из этого ничего не следует, Кирилл!
– Есть еще один человек, кроме меня, – сказал он жестко, – который считает, что из этого следует все. И он не ошибается. И я тоже не ошибаюсь. Странно, что он до сих пор ничего не предпринял. То ли выжидает, то ли боится.
– Этот человек – Соня? – спросила Настя и убрала руки с его плеч.
– Я не знаю. Это кто-то из твоих родных, кто слышал про клад и сложил два и два. И я не буду сейчас тебя утешать.
– Не надо меня утешать.
Она вышла на балкон и перелила воду из детского эмалированного ведерка в лейку. И стала с преувеличенным вниманием поливать цветы. Кирилл сердито посмотрел на нее сквозь лимонную штору.
Он ничего не мог с этим поделать. Он не мог ей помочь и знал, что она должна справиться сама.
Неделю назад в его жизни не было никаких проблем, кроме отдела маркетинга, который не мог разобраться с немецкой выставкой. Он был искренне и непоколебимо равнодушен ко всему, что не касалось его драгоценной персоны. Он любил свой эгоизм, свое спокойствие и свой мир, в котором он был один. Он так старательно его строил, этот замкнутый рай для одного, что на пушечный выстрел не подпустил бы никого, кто мог бы, пусть случайно, в него проникнуть.
Он даже старался никого и никогда не подвозить на машине, просто потому, что это была
А теперь он сидит за компьютером и мается от того, что ничем не может помочь случайной девице, у которой проблемы с родственниками, а утром он маялся от того, что не мог придумать, как ему затащить ее в постель, не дожидаясь ночи.
Поисковая система относительно быстро нашла упоминания торговой марки «Красно Солнышко», и Кирилл стал читать, время от времени поглядывая в Настину спину за лимонной шторой.
История взлета и падения торговой марки «Красно Солнышко» излагалась во всех статьях примерно одинаково.
Жил-был ничем не примечательный молочный комбинат номер четыре, и производил он ничем не примечательные пакеты с молоком. Так бы он их и производил, пока не помер бы от происков конкурентов, если бы его не купили несколько энергичных парней.
Купивши молочный комбинат, парни почему-то не стали увольнять сотрудников и переделывать старое здание под автосервис с сауной, теннисным кортом и солярием. Вместо этого они поставили финское оборудование, кое-как подперли рушащиеся стены, с почетом проводили на пенсию дедка-сторожа, который первым выносил с территории все подряд, и наняли дюжих молодцев с рамками и детекторами. Добры молодцы взялись сторожить хозяйское молоко, как цепные псы – амбар. Двух или трех теток, так и не приспособившихся к новым порядкам, в одночасье уволили, а остальные остались работать.
Только вместо неприметных пакетов серого цвета молочный комбинат стал производить веселенькие разнокалиберные пакетики с солнышком на всех возможных поверхностях. Молоко теперь называлось «Красно Солнышко» и покупалось хорошо, поскольку было вкусным, да и пакетики душу радовали.
Дальше все пошло как по нотам и в соответствии с любым учебником по маркетингу.
Появились сливки «Красно Солнышко». Потом детские сырки. Потом йогурты. Потом соки.
Потом был «молочный фестиваль» «Красно Солнышко», где все было как следует – певцы в экстазе скакали по эстраде, певицы потряхивали бюстами, лотерея раздавала копеечные сувениры – все равно приятно! – воздушные шары взлетали, и клоун в нелепом круглом костюме с лучами во все стороны угощал детей йогуртом, а пенсионеры получали купоны на скидки.
