– Она ошибалась. – Кирилл вовсю злился на Настю, которая наскоро советовалась с Мусей, что привезти из города. Как будто Петергоф был за триста километров от человеческого жилья. Давно бы уж уехали, если бы не она!
Он нетерпеливо посигналил, заставив дам вздрогнуть и посмотреть на него с негодованием.
– Соня, садитесь.
– Сонечка, а ты куда? Тебе зачем в город?
– У меня развалился фонендоскоп, – сказала Соня, и Кирилл взглянул на нее внимательно. – Я не могу маме давление померить. Мне нужно взять из дома запасной. Кирилл обещал меня… подвезти. Тетя Юля, вы присмотрите пока за мамой, ладно? Она не любит одна оставаться, еще пойдет куда-нибудь и свалится.
– Ну конечно, – согласилась Юлия Витальевна, и было непонятно, к чему это относится: к тому, что она присмотрит или что тетя непременно свалится.
Прибежала Настя, проскользнула между теткой и матерью и открыла переднюю дверь.
– Вот и я, – объявила она, запыхавшись, – мы решили, что вечером можно поджарить курицу на вертеле.
– На чем? – переспросил Кирилл.
Просто так переспросил. Потому что она ему очень нравилась.
– На вертеле. Напомни мне, чтобы я купила три курицы.
– А вертел?
– Да ну тебя, Кирилл! Соня, что ты не садишься? Мам, вы чего пришли?
– Проводить вас, – ответила Юлия Витальевна и улыбнулась ей, – во сколько вы вернетесь?
– Часов в шесть. Мам, только в десять минут седьмого панику поднимать не надо. И попроси папу, чтобы он попробовал, работает гриль в нашей плите или нет. Его только на Рождество включали. Соня, садись!
– А твой кавалер, оказывается, не такой никчемный, как говорила мама, – встряла тетя Нина, – и машина у него замечательная.
Настя посмотрела на машину. Кирилл закатил глаза.
– Мы сегодня поедем или так и будем обсуждать мою машину?
Обежав «Субару», Настя открыла Соне дверь и подпихнула ее вперед. Соня оглянулась на тетушек, но все же села. Настя плюхнулась на переднее сиденье, и Кирилл нажал на газ.
– Что ты так долго! Я думал, меня из-за этой машины в милицию сдадут. Соня, куда мы едем? Вы знаете адрес?
Она молчала, и Кирилл повторил:
– Соня? – и посмотрел на нее в зеркало заднего вида.
Она сидела, напряженно откинувшись выпрямленной спиной, и водила ладошкой по обивке.
Настя оглянулась и посмотрела на нее:
– Соня!
– Что? – Та отдернула руку от обивки, как будто ее застали за чем-то неприличным.
– Куда мы едем? Где эта ювелирная контора?
– А… на Университетской набережной. Я покажу. Только я хотела сказать, – она упрямо поджала губы и посмотрела в сторону, – я хотела сказать, что не верю вам, Кирилл. Никто не мог звонить со Светиного телефона. Я не понимаю, зачем вы это выдумали. Чтобы утешить меня?
– Утешение – хоть куда, – пробормотал Кирилл, – сейчас мы все проверим. Ваш ювелир скажет нам, звонил он или не звонил. Подделка или не подделка ваше ожерелье.
– Я не хотела вмешивать в это дело посторонних, – сказала Соня мрачно, – а вы меня заставили. Зачем? Чтобы все убедились, что бабушка меня тоже терпеть не могла?
– Сонечка, что ты говоришь? – спросила Настя и повернулась к ней всем телом, ухватившись руками за кресло. – Бабушка тебя любила, и мы тебя любим.
– Я знаю, – перебила Соня, – я знаю, как вы меня любите.
– Мы тебя любим, – повторила Настя тихо, – у тебя мама очень трудный человек, но…
– При чем тут мама!
Она ненавидела, когда ее проблемы разыгрывались в спектакль. Она не умела и не желала ни с кем их обсуждать.
С тех самых пор, как отец аккуратно собрал свои вещи в четыре чемодана – каждый немного больше другого, – и вызвал шофера, чтобы забрать их, и присел на диван отдохнуть, как будто после трудной работы, и привычным движением включил телевизор, и спросил у Сони про институт, и улыбнулся ей всегдашней улыбкой. А потом из комнаты выскочила мать и стала бегать вокруг стола и кричать, что она зарежется, а он сказал «ты мешаешь мне смотреть», а маленький Владик бегал за ней и рыдал так, что Соне казалось, у него вот-вот лопнет что-нибудь внутри, а она не сумеет помочь, она же не настоящий врач! Потом мать стала бросаться к окнам и кричать, что она прыгнет, и они оттаскивали ее уже вдвоем, Соня и Владик, а отец все сидел на диване с напряженным и грозным лицом и смотрел в телевизор, а потом встал и вышел, оставив свои чемоданы, и мать побежала за ним, упала и покатилась по лестнице прямо ему под ноги, и все соседи смотрели из своих дверей, а некоторые выскочили и стали поднимать мать с цементного пола лестничной площадки, а отец брезгливо перешагнул через нее и вежливо поздоровался с кем-то из
