– Я не хвастаюсь! Я говорю правду. Чашки нужно погреть. Только дикари наливают кофе в холодную глину. Кофе должен быть огненным, он должен возбуждать чувства и радовать сердце. Как ваше ожерелье, дорогая, – неожиданно закончил экспансивный Михаил Эрастович и поклонился Соне, которая чуть не упала, – мы благодарны Сергею Сергеевичу за то, что он порекомендовал вам обратиться к нам. Даже мы нечасто имеем дело с такими вещами. Верно я говорю, Франц Иосифович?
– Всегда. Всегда верно.
Настя взяла Кирилла за руку и стиснула ее изо всех сил.
– Но все разговоры – потом! – Он выхватил из песка турку и ловко налил по глотку в три крохотные чашки. – Пробуйте!
Настя осторожно пригубила, Кирилл хлебнул от души, а Соня даже не притронулась.
Ювелиры выжидательно смотрели на них.
– Потрясающе, – пробормотала Настя, и Кирилл чуть-чуть улыбнулся, – просто потрясающе. Это что-то необыкновенное.
– Необыкновенное, – подтвердил Кирилл, чувствуя себя Францем Иосифовичем, подтверждающим слова Михаила Эрастовича, – удивительное.
– То-то же, – самодовольно сказал Великий Кофейный Знаток и понюхал пар, поднимавшийся от опустевшей турки, – сейчас я приготовлю еще.
– Пейте, – дружелюбно сказал Франц Иосифович Соне, – это вкусно.
– Ожерелье, – пробормотала Соня и поставила свою чашку на край заваленного бумагами стола, – оно… настоящее?
– Что значит – настоящее? – удивился Михаил Эрастович. – Оно такое же настоящее, как мы с вами. А что такое?
– Оно… не поддельное?
Теперь уже переглянулись ювелиры, и Михаил Эрастович даже перестал заниматься своим необыкновенным кофе.
– Вы имеете в виду камни? – переспросил он. – Нет, не поддельные.
– Редкие, – вступил Франц Иосифович. – Чистота. Огранка. В центре три бриллианта по два карата. Остальные по одному. Сапфиры. Индия. Глубокий и ровный цвет.
– Старинная голландская работа, – подхватил Михаил Эрастович, – приблизительно середина прошлого века. Оправу кое-где следует почистить, а в целом состояние прекрасное. Верно я говорю, Франц Иосифович?
– Всегда. Работа по золоту отличная. Делал большой мастер. Со знанием и любовью. Да. Отличная работа.
Кирилл Костромин залпом допил свой кофе и посмотрел на обоих благодушных стариков. То ли адреналин, то ли необыкновенный кофе молотил в виски, раздувал очажок боли в затылке.
На Соню он старательно не смотрел.
– Правильно ли мы поняли, – начал он, – ожерелье старинное и очень ценное. В нем настоящие камни, сапфиры и бриллианты, редкой и красивой работы. – Ювелиры кивали. – Оно было сделано в Голландии в середине девятнадцатого века. Это музейная редкость?
– Нет, нет, – нетерпеливо прокаркал Франц Иосифович, – музей ни при чем. Ни при чем. Хотя, безусловно, раритет. Да.
– Мы даже с некоторой долей предположения можем назвать мастера, – гордо объявил Михаил Эрастович, – это Густав ван Гаттен дю Валленгшток. Очень известный мастер.
– Художник, – подхватил его напарник, – настоящий. Не просто камнерез. Знаток. Имел дело только с хорошими камнями. Потомственный ювелир. Что с вами? – спросил он у Сони. – Вам не понравился кофе?
– Как – не понравился? – переполошился Михаил Эрастович. – Боже мой, вы даже не попробовали! Теперь его нужно вылить. Это уже не кофе! Франц Иосифович, она даже не попробовала!
– Сонечка, – пробормотала рядом жалостливая Настя, – все хорошо. Не плачь.
Кирилл вытащил из кармана носовой платок и сунул его Соне.
– Франц Иосифович, к вам никто не обращался с вопросами по поводу этого ожерелья? Вчера или на прошлой неделе? Никто не приходил? Не звонил?
– Звонил Сергей Сергеевич, – ответил Михаил Эрастович, – он звонил в пятницу, и я сказал, что у нас нет никаких сомнений в подлинности и времени изготовления. Мы были уверены, что он все передаст барышне. Неужели не передал?
Нет, подумал Кирилл, не передал. Он не передал и не хотел ничего выяснять. Он говорил, что Соне от этого будет только хуже.
– Сережка звонил? – спросила Настя.
– Сергей Сергеевич, – подтвердил Франц Иосифович, – звонил. Да.
– Он позвонил и представился, – уточнил Кирилл, – правильно? Или вы его и так знаете по голосу?
– Зачем по голосу? – нетерпеливо возразил Михаил Эрастович. – Я никого не знаю по голосу! Я же не секретарь-машинистка! Мне звонят и говорят: здравствуйте, Михаил Эрастович, это Сергей Сергеевич, и тогда я узнаю. Почему я должен разбирать голоса?
– Нет-нет, – успокоил его Кирилл, – конечно, вы не должны разбирать голоса. Просто у нас произошла… неувязка.
