бриллиантами, принадлежавшие Еве Браун, три дорогих хронометра, две пары золотых запонок с бриллиантами, несколько браслетов и свыше 100 с лишним тысяч швейцарских франков.
Когда всего через час Фегеляйна привели к Гитлеру, он мало чем напоминал совсем еще недавно всемогущего генерала СС, который унижал всякого, кто стоял ниже его, и при каждом случае хвалился близким родством с фюрером. По сути дела перед фюрером стоял живой труп с бледным лицом и выпученными от страха глазами.
— А может быть, — взглянул он на Еву, — отправить его на фронт?
— Нет, — покачала она головой. — Этот человек собирался сдать нас нашим врагам, и я не желаю считаться ни с какими родственными связями!
Гитлер удовлетворенно кивнул и подписал приговор военного трибунала. Еще через несколько минут генерал был расстрелян в саду Имперской канцелярии.
Хотя всю эту историю поведал свидетель последних дней и личный водитель Гитлера, она все же выглядит неправдоподобной. Не совсем понятно, зачем Фегеляйн, который хотел отправить важные документы, касавшиеся Гиммлера и его самого, собирался передать их шоферу фюрера с просьбой тщательно спрятать, а при появлении противника уничтожить. Более того, для чего Фегеляйну надо было прятать портфель в угольном бункере, если он мог избавиться от документов в городе?
— Простите его, мой фюрер, он еще так молод, а его жена ждет ребенка…
— Ладно, — махнул рукой Гитлер, — черт с ним, пусть живет… Лишите его всех званий и наград и держите под домашним арестом…
Фегеляйн облегченно вздохнул и попытался выдавить из себя слова благодарности Еве. Однако та даже слушать его не стала. Презрительно взглянув на стоявшего перед нею генерала, она сделала знак конвою увести его.
Однако после того как 28 апреля в бункер из министерства пропаганды доставили запись сообщения агентства Рейтер, согласно которому Гиммлер вступил за спиной Гитлера в переговоры с президентом шведского Красного Креста графом Бернадоттом, чтобы установить через него контакты с западными державами, атмосфера в бункере накалилась до предела. Гитлер был настолько поражен, что в течение минуты не мог вымолвить ни слова. Затем разразился ругательствами и в конце концов заплакал:
— Никто меня не щадит, — причитал он. — Мне пришлось испытать все — разочарование, предательство… А вот теперь еще и он. Нет такой несправедливости, какую бы мне не причинили!
Фегеляйна, который, конечно же, не случайно собирался в Швейцарию, подвергли допросу с пристрастием, поскольку Гитлер и его ближайшие сподвижники уже не могли не связывать его бегство с планами Гиммлера.
— Он изменник, — заявил Гитлер Еве. — По отношению к таким мы должны быть безжалостны. Вспомни, как Чиано предал Муссолини.
— Ты фюрер, — не стала возражать Ева, — и должен быть выше родственных связей…
Обитатели бункера с полнейшим равнодушием встретили смертный приговор одному из самых влиятельных эсэсовцев. И куда больше в тот момент их интересовали продовольственные склады и вино на любой вкус. «Каждый, — пишет Н. Ганн в книге «Ева Браун», — брал оттуда сколько хотел вина, коньяка и продуктов. Во всех помещениях и переходах было душно и смрадно, так как отключилась система вентиляции. Мощные разрывы снарядов и мин, уже пробивших в нескольких местах железобетонное покрытие подземного коридора, ведущего в рейхсканцелярию, создавали в бункере ощущение подземных толчков. Настроение у его обитателей, вынужденных сидеть в полумраке, поскольку использовалось исключительно аварийное освещение, было паническим. Оставалось только накачивать себя до беспамятства спиртным…»
А вот как описывает поведение трех приближенных Гитлера Герхардт Больдт: «Бергдорф, Кребс и Борман провели бурную ночь у себя наверху, потом перебрались в маленькую приемную перед комнатами Гитлера. Они выпили неимоверное количество сладкого вина и теперь громко храпели, развалившись в стоявших у правой стены глубоких креслах и обложив свои чрезмерно упитанные тела одеялами и подушками. В нескольких шагах от них у противоположной стены сидели Гитлер и Геббельс, а слева на скамье — Ева Браун. Гитлер встал. Для него оказалось непросто перешагнуть вытянутые ноги трех своих паладинов и не разбудить их. Геббельс тоже был предельно деликатен. Ева Браун лишь грустно улыбнулась».
— Это ужасно, — со слезами на глазах прошептал убитый этим известием Гитлер.
— Да, конечно, — оживился Гитлер и вызвал фон Грейма. — Вам, — сказал он назначенному вместо Геринга главнокомандующему люфтваффе, — надлежит любой ценой захватить Гиммлера! Предатель никогда не должен прийти на мое место, и вы должны все сделать для этого!
В связи со всеми стараниями Бормана и Геббельса покончить с Герингом и Гиммлером, неизбежно встает вопрос: что же на самом деле представляли собой эти люди и так ли уж они были преданы своему фюреру, как хотели это показать всему миру и в первую очередь самому Гитлеру? Да, в конце концов Борман попытался бежать, а Геббельс покончил с собой. Но сделали они это только после того, как покончил с собой Гитлер. И почему они оставались в бункере до самой последней минуты? Хотели героически умереть и войти в историю? Так они в нее и без героической смерти вошли. Не видели никакого выхода? Да как же его можно было не видеть, если Гитлер сам гнал их от себя! Другое дело, что такой выход их не устраивал. Тогда чего же они хотели?
Вряд ли. Не те это были люди, чтобы не верить своим глазам, да и об инстинкте самосохранения опять же не надо забывать. Как только Гитлер заговорил о самоубийстве, они не только не отговорили его, но всячески поэтизировали столь «героический» конец в стиле древних германских саг. В самом деле, как красиво — вождь нации и его жена погибают, но не сдаются!
Причины такого поведения стали ясны уже после того, как Геринг и Гиммлер были преданы анафеме, а сам Гитлер ушел в небытие. Обещавший покончить с собой вслед за вождем Геббельс не спешил принимать ампулу с ядом, как не спешил покидать бункер Борман. Согласно завещанию фюрера именно они вместе с адмиралом Деницем становились хозяевами Германии, причем самого адмирала эти двое не спешили посвящать в планы Гитлера. Кто мог знать, как поведет себя ставший президентом Германии Дениц? Тогда у них было одно намерение: послать генерала Кребса к советскому командованию с предложением капитулировать на востоке. На Кребса выбор пал не случайно. Он прекрасно знал русский язык, служил одно время помощником военного атташе в Москве, и это ему ни с того ни с сего пожал руку на вокзале сам Сталин. И, конечно же, спешно назначенный Борманом и Геббельсом начальником штаба сухопутных войск генерал Кребс пребывал в бункере далеко не случайно. Это лишний раз доказывало то, что идея сдачи русским не нова, Борман и Геббельс вынашивали ее еще при жизни Гитлера.
Однако все было напрасно. Сталин не желал и слышать ни о каких переговорах, и по его приказу Жуков сказал Чуйкову: «Передай, что если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться. Пусть гитлеровцы подумают о бессмысленных жертвах немецкого народа и своей личной ответственности за безрассудство».
Только теперь Борман и Геббельс поняли, что для них все кончено, однако нести ответственность «за безрассудство» не пожелали. Геббельс покончил с собой вместе со всей семьей, а Борман при попытке бегства из бункера был убит.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В связи с этим полетом заметим, что, по некоторым данным, в пилотируемом Рейтч самолете помимо нее и фон Грейма находился еще один пассажир. Но кто это был, и по сей день неизвестно. Некоторые исследователи констатируют, что Ханна Рейтч в этом полете получила ранение — сотрудники спецслужб союзников обнаружили ее в одном из госпиталей. Прославленная летчица скончалась в 1979 году. Она не оставила никаких мемуаров и категорически отказывалась давать интервью по поводу событий, происходивших в конце апреля 1945 года в бункере фюрера.
— Я хотела остаться там и разделить судьбу фюрера, — обычно заявляла Рейтч.
