увеличивается на спине горб. Сарине было больно наблюдать, как кожа на ее прелестном лице становится морщинистой и бледной, хотя необыкновенные голубые глаза по-прежнему сияли ярким мерцающим светом, а дух мадам не был сломлен.
Сарина в конце концов справилась с застежкой и повернулась к зеркалу, чтобы причесаться. В конце концов у мадам Блю есть Мэй, утешала она себя, потянувшись за расческой. Конечно, это была еще не прежняя сияющая Мэй, которую Сарина видела когда-то в летнем домике, но она явно расцветала, и дружба между девушкой и мадам Блю становилась прочнее с каждым днем.
Терпеливо расчесывая волосы, Сарина пожалела, как это бывало с ней каждое воскресенье, что не может взять Майкла Стивена с собой на улицу Цветка Дракона. Достаточно было бы одного взгляда на мальчика, и они бы узнали правду. К ее огромному облегчению, ни одна из них больше не упоминала в ее присутствии имя Дженсона Карлайла, а она сама упрямо заставляла себя не спрашивать о нем, хотя в последний раз они виделись почти два месяца назад.
Сначала ее дни и ночи были наполнены мыслями о нем, но шли недели, новая жизнь поглотила ее, и образ Дженсона потускнел. Вскоре единственным напоминанием о нем стали ужасные видения, приходившие к ней по ночам. Он был Гадесом, поднимающимся в клубах серного дыма и несущим ее, отчаянно сопротивляющуюся Персефону, в свое подземное царство, чтобы она разделила с ним вечность. А когда она просыпалась, ее тело горело, словно в пламени, а сердце ныло, как когда-то прежде.
Сарина медленно повернулась перед зеркалом: как на ней сидит новое платье? За окном пахло весной, комната была по-весеннему светла, и сама она, как Сарина с радостью отметила, походила на весенний цветок. Платье с высоким воротом из тафты в розово- белую полоску имело маленький турнюр и короткий драпированный перед верхней юбки, из-под которого выглядывала оборка, отделанная накрахмаленными белыми кружевами. Лиф закрывал пышный каскад кружев, ими же были оторочены длинные широкие рукава. Сарина приколола к волосам несколько шелковых белых и темно-розовых пионов и решила, что обойдется без румян: розовый цвет платья подчеркивал естественный персиковый оттенок ее кожи.
Сарина в одиночестве съела легкий завтрак и уже вставала из-за стола, когда в дверях кухни показался Льюис Дин.
– Вы выглядите как богиня весны, миссис Томас, – громко заметил он, тем самым безмерно поразив ее. – Надеюсь, перед вашим уходом мы успеем немного погулять с Майклом Стивеном?
Она еще больше удивилась, когда он подал ей руку.
Дин гордо катил детскую коляску, отвечая со все возрастающей веселостью на различные комплименты, расточаемые соседями его сыну, а смущенная Сарина старалась держаться чуть позади, как подобает служанке. Судя по словам тех, кого встречали на улице, они легко могли сойти за любящих родителей Майкла Стивена. Все трое были светловолосыми, и их несложно было принять за настоящую семью. Почувствовав от этой мысли лихорадочное биение каких-то темных крыльев внутри, она отвернулась от Дина и сконцентрировала все внимание на головке сына, сидящего в коляске в обнимку с любимой игрушкой – вислоухой собачкой, сделанной из темно-коричневой ткани и набитой пухом. Малыш с любопытством глазел вокруг.
Они приблизились к парку на Баньян-стрит, где уже зазеленели деревья, а на кустах азалий появились белые и розовые бутоны.
– Не хотите ли присесть, миссис Томас? – поинтересовался Дин, подкатывая коляску к скамейке, где когда-то сидела Люси Греер. – Тогда Майкл Стивен сможет смотреть по сторонам сколько ему вздумается. Боюсь, ему уже довольно скучно сидеть в коляске – он ее перерос.
Сарина внезапно перестала его слушать и оглянулась по сторонам, шаря глазами по зарослям деревьев, расположившимся справа от них. Еще когда они шли, она почувствовала такое же странное ощущение, как когда-то в саду Во, а потом той же ночью в спальне. Это было чувство, что за тобой наблюдают.
Страх скользнул по ее спине, словно змея. Неужели это Во или кто-то из его людей? Значит, они ее обнаружили! У нее потемнело в глазах, она покачнулась, вслепую протянув руку к спинке скамьи, чтобы удержать равновесие, но вместо этого случайно ухватилась за руку Льюиса Дина.
– В чем дело, миссис Томас? Вы выглядите очень расстроенной.
Его карие глаза были полны тревоги, он смотрел на нее так, словно видел в первый раз.
Сарина виновато улыбнулась и отняла руку.
– Прошу прощения. Ничего страшного. – Наклонившись над коляской, она продолжила самым веселым тоном: – Не пора ли нам выпустить нашего молодого человека из его тюрьмы?
– Да, конечно, – согласился Дин, одновременно опуская руку, чтобы подобрать упавшую игрушку.
Их руки соприкоснулись. Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Дин густо покраснел.
Сарина вздрогнула, осознав произошедшее между ними. Взгляд Дина, полный неприкрытого обожания, встревожил ее сильнее, чем взгляды того неизвестного наблюдателя, который, несомненно, также не сводил с нее глаз.
Дженсон выругался. Сарина вышла на улицу вместе с Льюисом Дином! Только увидев их, идущих рядом по вымощенной плитками дорожке, он понял, что Льюис Дин и был тем самым вдовцом, из-за сына которого Сарина покинула мадам Блю.
У него сжалось сердце, и он машинально потер рукой грудь. Он подождал еще мгновение, а затем осторожно выглянул из-за ствола дерева. К горлу подступил комок, когда он увидел, как они наклонились над коляской, а затем замерли, глядя друг другу в глаза. Затем Сарина отвернулась, а Дин взял мальчика на руки. Дженсон прижался к дереву и потер кулаками глаза, словно стирая представшее перед ним зрелище.
– Боже мой, Сарина, – простонал он, – что ты, черт побери, делаешь? В какую игру играешь?
Почему Дин? Он явно не знал, кто она такая, и, судя по его взглядам, не побежит продавать ее Во Шукэну, даже если узнает. Или Сарина лгала, или ей удалось уговорить себя, что она в самом деле интересует Льюиса Дина только в качестве няни его сына. Но ведь каждому видно, что этот человек без ума от нее! Дженсон с горечью отметил, что ее платье едва ли можно было назвать обычным нарядом няни. Няня! Он фыркнул. Няня и любовница одновременно скорее всего.
Ему не следовало возвращаться. Надо было прямиком отправляться из Шанхая в Кантон, как он и собирался сделать. Он ненавидел себя за то, что тем утром следил за экипажем Сарины и обнаружил, куда она направилась, покинув мадам Блю. А сейчас он ненавидел себя еще больше: каким же идиотом надо быть, чтобы вернуться в Гонконг и целых три для шататься вокруг дома на Казуарина-роуд в надежде увидеть ее!
Он еще раз выглянул из своего укрытия и поспешно нырнул за дерево. Проклятие! От этих золотистых глаз ничего не скроется: он мог поклясться, что она смотрит прямо на него.
Боль из груди переместилась в пах. С этой болью ничто не помогало справиться: ни работа, ни планы на будущее, ни попытки забыться в пьяном угаре. Ничто не могло утолить его чувственный голод или уменьшить страсть к восхитительному золотоволосому ангелу, которого он жаждал и от которого пытался убежать уже на протяжении почти двух лет. Ни одна женщина, с тех пор как он впервые увидел Сарину, не могла с ней сравниться. Она возбуждала, дразнила и мучила его одновременно.
И вот она здесь, с другим мужчиной. Он поморщился. Сейчас она касалась лица Дина ручкой малыша. Вот они оба засмеялись. Дженсон попытался разглядеть лицо мальчика, но увидел только покрытый золотистыми кудрями затылок. Все трое такие светловолосые, с горечью подумал он, какая красивая из них выйдет семья!
Он отвернулся и до боли сильно прижался щекой к шершавой коре дерева. Любая боль лучше, чем ощущение, что его снова оставили в дураках. Сарина получила своего клерка, своего ребенка и свой дом – то, чего она всегда и хотела. Пора оставить ее в покое, пора осознать, что он не имеет права просить подобную женщину довольствоваться тем малым, что он может предложить ей.
Дженсон вышел из-за дерева и побрел к экипажу. Он вытащил из нагрудного кармана носовой платок и приложил его к кровоточащей щеке, но платок смочили слезы, о которых он и не подозревал.
Сарина, присев на корточки, смотрела, как Майкл Стивен подполз к краю покрывала, а потом встал на подгибающихся ножках.
– Хороший мальчик, – захлопала она в ладоши, – хороший Майкл Стивен!
Улыбаясь во весь рот, мальчуган повернулся к ней и тоже хлопнул в ладоши.
– Хороший, – повторил он, – хороший Стивен. – И заковылял к кусту азалии.
Они сидели на прогретой солнцем траве в садике за домом. Уже распустились цветы, и их головки казались на фоне синего неба маленькими розовыми облачками. Растения на каменистой горке – плод неусыпных забот Зена – представляли собой искусно сшитое лоскутное одеяло из розового, фиолетового, желтого, белого и зеленого, и запах различных цветов сливался в один волшебный аромат. Над ними беззвучно порхала пара маленьких белых бабочек, мохнатая желто-черная пчела немного пожужжала прямо над ухом Сарины, прежде чем улететь и исчезнуть за живой изгородью, и Сарина, довольно вздохнув, растянулась на покрывале, положив голову на руки.
Внезапно она застыла. За углом дома мелькнула какая-то тень. Она похолодела от страха. Это не мог быть Зен – он только недавно ушел на рынок. Бриджит болела, и сегодня они обходились без нее, а Дин был в своей конторе. Сарина вскочила на ноги и кинулась за сыном. Невзирая на его громкие протесты, она подхватила малыша на руки, оторвав от куста, который он с таким любопытством ощупывал.
На траву упала тень приближающегося человека. Она росла и вытягивалась – страшная,
