— Пока не очень. Так что лучше пусть, действительно, Грин объяснит. Из тебя, Боря, рассказчик, как из меня математик.
— Я объясню, — Фил обнял Вику. — Вечерком. А ты, Боря, прикуси язык, второй раз тебе говорю. Третьего предупреждения не будет, просто дам по шее.
— А чего я сказал? — включил дурачка Борис. — Насчет чего я должен прикусить язык?
— Насчет того, кто теперь норма, а кто нет. Это все, между прочим, серьезно. Настоящая проблема вырисовывается. Вот сейчас уляжется ажиотаж, пройдет эйфория. Как мы будем налаживать новую жизнь бок о бок с обычными людьми? Ведь фактически теперь в роли сверхлюдей, то есть почти чужаков, выступим мы, освободители-индиго.
— Не подумал.
— Я заметил.
— За что боролись, на то и напоролись? — вдруг прозвучало из-за спины Грина.
Все резко обернулись, но тут же выдохнули с облегчением. Это оказался Учитель. Почему-то все четверо индиго считали, что он правильно их поймет.
— Примерно так, — Грин кивнул. — Вот ты мудрый человек, Василий Иванович, скажи, как тут быть? Как свести к минимуму противоречия между старыми и новыми людьми?
— Временное решение очевидно, — Учитель пожал плечами. — Поменьше болтать, побольше работать. На восстановление мира уйдет не один день, а значит, в ближайшее время и нам, и вам будет не до выискивания противоречий.
— Но что будет дальше?
— Дальше? — Учитель усмехнулся. — Как говорит Екатерина Андреева: «Как будут развиваться события, покажет время…» А мы посмотрим. Идем, ребятки, генерал заждался. Нехорошо такого человека обижать.
Лейтенант протянул Грину руку.
— Согласен, — Фил хлопнул по его ладони. — Посмотрим. Еще много чего увидим. А что не увидим сами, нам расскажут и покажут другие. Кому через Интернет, а кому напрямую. Годятся оба варианта. Посмотрим…
Эпилог
«Сотрудник оперативной группы Управления „М“ лейтенант Протасов в сотый раз бросил взгляд на экран с расписанием прилетов и в сотый же раз недовольно поморщился.
— Вот уж задание, — проворчал лейтенант, как бы не обращаясь ни к кому конкретно, но явно рассчитывая, что его услышат двое коллег, в первую очередь командир опергруппы. — 2020 год на дворе. Пять лет, как мыслесеть действует. Какие могут быть наркокурьеры? На что им надеяться, особенно в Москве? Здесь же каждый второй индиго. Не мы вычислим, так другие расшифруют и нам же сдадут.
— Ты зачем это вслух говоришь? — без особых интонаций спросил командир группы капитан Рыжиков. — Чтобы язык размять? Залежался во рту без дела?
— Скучно, — буркнул Протасов.
— Идут, товарищ капитан, — вмешался третий оперативник. — Вон первый пассажир сквозь строй „бомбил“ протолкнулся. Вроде бы чист.
— В плане наркоты чист, — как бы нехотя добавил Протасов. — А если копнуть…
— Отставить копать, — строго сказал капитан. — Разрешенная глубина мыслесканирования — до второго уровня. То, что этот господин развлекается с малолетними путанами, забота восьмого отдела.
— И то если поймают его физически, — добавил третий оперативник. — Воспоминания к делу не пришьешь. Может, это и не воспоминания, а просто сны. Заявит, что это кошмары, и останется весь в белом. А мы в дерьме.
— А вон та дамочка, смотрите, явно чокнутая, — снова оживился Протасов. — Кащенко по ней плачет, во-от такими слезами! С кулак!
— Она на учете, — капитан Рыжиков скользнул взглядом по толпе пассажиров. — Трое чекистов идут. Сканирование не глубже первого уровня, иначе нам всыплют.
— Очень надо их сканировать! — Протасов вздохнул. — Одна головная боль после таких типов.
— Туристы транзитом, бизнесмены, всякие чиновники, а вон там сразу два писателя на литературную конференцию прилетели, водочкой полакомиться, — третий опер пожал плечами. — Если не придираться, все, как один, нормальные люди. Откуда на этом рейсе может взяться наркокурьер? Не из Душанбе ведь самолет прилетел, а из Сибири.
— Не отвлекайся, — приказал Рыжиков. — Половина пассажиров обычные люди, не индиго, с ними придется повозиться.
„Алло, ищейки, как дела?“ — мысленно вмешался в разговор оперативников начальник группы технической поддержки.
„Боря, не мешай, — попросил капитан. — Если что-то есть, говори. Или умолкни“.
„Приборы пока молчат. Желудки у всех пассажиров наполнены чем угодно, только не капсулами с героином. Но это пока. А у вас что?“
„В пределах разрешенной глубины сканирования мысли у народа тоже почти в порядке, — ответил Рыжиков. — Одного или двух можно взять за неправильные наклонности, есть пара взяточников, десяток скрытых алкоголиков, а по одной даме скучает дурдом, но она под наблюдением медицинской службы нашего управления. Треть пассажиров не индиго, поэтому в их мысли проникнуть трудно, но тоже можно. По большому счету все чисты, как младенцы. Никакого криминала“.
„Пустышка?“
„Все может быть, но… начальство по секрету сообщило, что сигнал поступил от Самого. Понял, да?“
„Тогда надо продолжать поиск, — заявил Борис. — У Самого осечек не бывает“.
„Вот мы и продолжаем, а ты мешаешь. Займись своими приборами. Если что, нам потребуется документальное подтверждение. Сканограммы мыслей суд не примет“.
„Лады“, — Борис умолк.
Еще несколько минут оперативники молча изучали толпу, а затем все трое вдруг будто встрепенулись.
— Я один это вижу? — сквозь зубы процедил капитан.
— Человека без башни? — Протасов усмехнулся.
— Да, в темных очках.
— Нет, командир, ты не одинок. Я тоже его вижу.
— Пьяный, что ли? — удивленно спросил третий опер. — В голове вообще ни одной мысли. Даже у той вон блондинки их на одну больше.
— У пьяных хотя бы подсознание работает, — возразил Протасов.
— Это четвертый уровень сканирования, а мы только до второго…
Оперативник взглянул на Рыжикова. Тот пару секунд помедлил и кивнул.
— Открывай все уровни.
— Е-мое, чисто! — удивленно пробормотал опер.
— Может, блокирует? — предположил Протасов.
— Так глухо блокировать даже Сам не умеет. Да и не блок это. Просто пустота. Как в банкомате в пятницу вечером.
— У тебя тоже такое бывает? — спросил лейтенант.
— Один банкомат на четыре квартала. И это в районе высоток! С работы люди идут, все вычищают. А говорят, что наличка умерла. Хрен-то там! Нал живее всех живых, хоть ты завали пользователей кредиток бонусами и „милями“.
— Не отвлекайтесь! — строго приказал Рыжиков, но вдруг спохватился. — Как ты сказал? Живее всех живых?
