ведьондверь, вокруг которой время с разной скоростью идет? А вот для чего — с разной? Для защиты! Нападающие, находясь снаружи, неизбежно попадают в замедленное время. И пока они там чикаются, вязнут в секундах и часах, у обороняющихся полно убыстренного времени, чтобы дать отпор. При наличии такой двери внезапное нападение просто невозможно! Но это же означает, что пришельцам первой волны было чего опасаться. Да и склад гривен-скафандров прямо перед тамбуром! Он ясно указывает, что вокруг их базы в то время была далеко не дружелюбная среда. И появляться в ней можно было, только облачившись в скафандр.
— Да нет в Киршаге ничего такого уж страшного, чтоб все время бояться нападения? — опять возразил Яков. — Был я там!
— Это так стало уж после терраформирования. Именно оно все и изменило. Вместо агрессивной среды возник огромный парк с лужайками и земными деревьями. Да и вообще с земной экологией. А поддерживали эту экологию специально выведенные существа. Нечисть та самая. Которая находилась на прямой связи с основным компьютером. И в этом состоянии была почти разумной.
— А потом пришли мы с тобой, компьютер отключили…
— Нет. Сначала в терраформированную зону отдыха через дырку в заборе влезли анты. Начали наводить свои порядки, перекапывать газоны и портить искусственный ландшафт совершенно неэстетичными первобытными шалашами. Долго ли, коротко ли, но потихоньку парковые рабочие в виде нечисти с ними справились. И даже организовали себе отряд помощников-волхвов. Все вроде устаканидось, но через некоторое время в ту же дыру пролезла новая волна нарушителей порядка.
— Наших пращуров?
— Точно. Вас, господ. Эти повели себя еще более по-хамски. Парковых рабочих частично перебили. Оставшихся разогнали по темным углам. Антов вновь мобилизовали на работы по перекопке газонов. Правда, действовали они в рамках установленной экологии и, кроме порчи красот ландшафта, ничего принципиальным образом испоганить не смогли. Да, со временем и их энтузиазм по переделке парка в свинарник пошел на убыль. И все шло вроде бы к благополучному финалу и на этот раз, но тут в парк вломилась совсем уж оголтелая банда подростков-хулиганов. Не слишком, с точки зрения парковой экологии, разумных — в силу молодости лет и собственной необразованности.
— Ты имеешь в виду себя?
Я хотела сказать супругу: и тебя тоже! Но потом усовестилась. Он-то в чем виноват? Если бы не я — княжил бы себе в Кравенцах и горя не знал…
— Да, я. Вот эта бандитка и добила парк. Даже подкачку воды, которая для зелени была постоянно необходима, и ту выключила. И теперь местный суховей иссушает нежные листочки растений, заодно выветривая разум из мозгов всех, кто не спрятался. А злая местная псина спущена с цепи. И теперь, разливаясь вокруг белесым песочком, помогает исконной экологии восстановить статус-кво в исходном варианте — естественном для данной местности. Историческая справедливость торжествует!
— Да какая же это справедливость! — возмутился Яков. — Коли люди должны умереть?
— Высшая. Или, наоборот, местная. К человечеству равнодушнае. Так что у людей, как ни крути, один выход — очистить помещение. То есть бежать куда глаза глядят.
— Да ведь некуда ж бежать, Натальюшка! — взмолился Михаил! — Мы ведь проверили сегодня!
— Все равно ничего другого предложить не могу. За море, может? За морем житье не худо… Вдруг твоя Камазина и по воде ходить умеет? А не умеет — по дну пройдет! Если уж по дну пустохляби ходила, то морские волны — это для нее, должно быть, совсем пустяк! Но есть ли что за морем? Или ваш остров — на пчанете единственный? А если и есть — что там делается? Не то же ли, что и здесь? Проверить, конечно, не помешает…
— Эй, эй! — забеспокоился Яков. — Вы уедете за море, а всех остальных бросите помирать тут?
— Да, неудобно получается, — согласилась я, — Тем более что нам-то как раз и нечего бояться возврата нечеловеческой экологии. По крайней мере, в одночасье она нас не схрумкает…
— Вот уж попала ты к нам, — пригреб меня к себе Михаил с той ласковостью, которую позволяла теснота кабинки, — Бедная девочка… Даже обратно уйти не можешь…
Это неожиданное сочувствие расстроило меня до слез.
— Ага, бедная! — всхлипнула я. — Разворошила вам тут все, а потом — обратно, в дыру? Через забор да домой? Вот если бы могла с собой и всех увести — тогда еще можно думать и голову ломать… Слушай, а у нас же князь Зиновий дыры в пространстве вроде видит! Надо бы его мобилизовать — вдруг углядит такую дыру, через которую мы все, включая антов, могли бы драпануть?
— Попросить его, конечно, можно. Только, родная, времени ведь нет… Как раз у антов его и нет…
— А одну дыру он уже и нашел…
— Это в пещерах под Киршагским кремлем? Не добраться нам туда, знаешь ведь, солнышко. И потом — куда она вела? В пустохлябь.
— Нет, он еще одну мне показывал. Только до нее тоже не добраться — она в небе. И тоже над пустохлябью. Вернее, над тем местом, где всегда была пустохлябь…
— И где теперь гора Вулкан?
— Ой! А нельзя ли по склону вулкана к ней приблизиться? Хоть посмотреть — куда там она ведет?
— Ничего вы и не придумали… — вздохнул Яков. — Только время зря теряли.
— Это ты его с нами терял? — возмутился Михаил. — Ты же все равно без дела сидел, когда мы вошли.
— А теперь придумал дело. Буду искать лыцаров и приказывать им, чтоб ухаживали за своими актами. Поили, кормили. Анты за ними ухаживали — теперь время долг отдавать!
— Так и будут тебе благородные лыцары каких-то поганых антов с ложечки кормить! — засомневался Михаил.
— Прикажу! — дернулся Яков.
— А как ты через скафандр до них докричишься — Яков помолчал, раздумывая. Потом решительно полез Ж. выходу. — Что-нибудь соображу!
Одной из отвратительных черт новой экологии была полная разъединенность людей. Даже сохранивших разум и волю. Особенно тех, кто сохранил разум и волю.
Князя Зиновия удалось найти только к концу следующего дня. Михаил почти насильно заволок его в кабину Камаза и решительно спросил: — Где дыра?
После чего мне пришлось долго объяснять Зиновию, чего от него хотят.
Наконец все друг друга поняли и поехали смотреть.
Надо сказать, что вулкан, образовавшийся на месте Кир-шаговой пустохляби, побушевав в течение одного дня, в дальнейшем повел себя вполне миролюбиво. Из него больше ничего не лилось и не вылетало. Теперь о страшном извержении напоминали только медленно остывавшие, курящиеся натеки лавы да вонь планетарных газов, вынесенных из глубин на поверхность.
Михаил подрулил к бывшему берегу Киршаговой пустохляби.
Хотя, конечно, берег ее отодвинулся очень далеко. Да и не берег, а край того тонкого песчаного слоя, что покрывал огромные пространства и продолжал свою экспансию.
Сама же Киршагова котловина сохранилась почти нетронутой. Если, конечно, не считать вулканической горы, выросшей в ее центре. Но и эта гора оказалась на удивление компактным и почти аккуратным конусом. Основание конуса скрывалось в песке, уровень которого уже понизился на несколько метров, но оставался еще достаточно высоким.
Михаил высунулся из кабины, огляделся, затем его голова вновь показалась под сводами камазовской пещерки.
— Здесь? — спросил Михаил своего первого воеводу, имея в виду место исторической встречи меня с царовым величием.
Тот тоже выглянул наружу. Вернулся, кивнул не совсем уверенно: — Кажется.
Я была им не помощница. Я и тогда не слишком много внимания обращала на приметы и координаты места встречи, а теперь и подавно не смогла бы его отыскать.
