– Зачем же ты меня вызвал?
Соулсон оставил без ответа язвительное замечание.
– Почему мы, по-твоему, проигрываем?
– Я не говорил, что вы проигрываете. Вы просто потеряли контроль.
– Почему?
– Потому что, насколько я понял, для вас гораздо важнее сохранить политическое лицо. – Маршалл осторожно подбирал слова. – Дело полиции – ловить плохих ребят и охранять общество. Все остальное должно иметь второстепенное значение.
– Но мне не хватает средств.
– Всем не хватает. Повсюду в мире то же самое. Но мы стараемся изо всех сил. И потому держимся.
– Да, но вам не приходится отчитываться перед компанией левых придурков, – оправдывался Соулсон.
– Работа полиции не имеет с этим ничего общего. Не давай себя отвлекать, Чарльз. Иначе в один прекрасный день ты примешь неверное решение по ложным причинам. Быть полицейским – просто. Вот хорошие ребята, а вот – плохие. Примитивно, конечно, но так оно и есть. Остерегайся оказаться посередине.
Соулсон вспомнил, как много лет назад он оказался в такой ловушке. Когда Джимми попал в беду, а Кристли покрыл его. Это и те жуткие дни на болоте сформировали его позицию и взгляды. После того крещения не осталось места ни сочувствию, ни желанию входить в чье-то положение.
– У тебя есть какой-нибудь план? – спросил он, меняя тему.
– Боюсь, у тебя волосы встанут дыбом, если ты о нем узнаешь.
– А я хотел бы знать.
– Нет, Чарльз. Предоставь это мне.
– А если я буду не согласен с твоим планом?
– Ну ты даешь! Сам же попросил меня о помощи. Я буду делать то, что мы обычно делаем в любой другой части света. – Маршалл решил не говорить брату о Ронейне. Это должно быть работой, а не личной местью.
– Забавно, а?
– Что.
– То, что мы оба стали бобби.
– Дурацкая работа.
– А кое-кто и полицейских считает дураками.
Маршалл засмеялся:
– Ну это не пошло тебе во вред. А для начальника полиции ты сохранил неплохую форму.
– Даже лучшую, чем ты. Хотя я и старше.
– Еще чего!
– Помнишь, в детстве мы бегали наперегонки? И я всегда позволял тебе победить.
– Черта с два.
– Ей-богу. Я и сейчас тебя обгоню.
– Попробуй.
– Давай. Отсюда до дома. – До дома было двести ярдов, вверх по склону холма.
– Ну, готов?
– Внимание, марш! – крикнул Соулсон, и они, солидные мужчины средних лет, рванули с места. Развевающиеся полы пальто затрудняли бег, ноги скользили в грязи. На полпути оба стали задыхаться, но никто не собирался уступать. Пыхтя и шлепая ногами, они продолжали бег. Никому так и не удалось вырваться вперед. Когда до дома оставалось не более двадцати ярдов, Соулсон расхохотался. Маршалл присоединился к нему. Состязание закончилось.
– Я победил! – воскликнул Маршалл, касаясь стены сарая.
– Нет. Ни в коем случае! – закричал Соулсон, ударив рукой по стене сразу же вслед за братом.
– Черт возьми, Чарльз. Ты опять жульничаешь.
– Ничего подобного. Ничья. Самая настоящая ничья.
– Черта с два! – Он снова рассмеялся и обхватил Соулсона за плечи. Разом исчезла скованность и отчужденность. Они смеялись над собой, над своим ребячеством. Прислонившись к стене, наконец отдышались. – Если ты и победил, то только потому, что у меня сейчас простуда.
– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Соулсон. – Давай. За мной. – Через боковую дверь он вошел в сарай.
– Только и знает, что командовать, – проворчал Маршалл и пошел следом.
Посередине находилось нечто, закрытое чехлом. Соулсон снял чехол. Там оказался его старый мотоцикл «Браф Супериор SS 100», модель 1930 года, блестящий и сверкающий, как новый. Продав его в 1965 году,
