подставила обжигающие губы, пылкая, ненасытная.
Ханна отдавалась просто, привычно, без притворного жеманства, с необузданной первобытной страстью. Награждая его поцелуями и плача, бессвязно и бестолково говорила о своем несчастном отце, о Шлегеле, о том, что на конгресс ехала без особого желания и не знает, что писать о конгрессе, что все ей надоело. Это было наподобие исповеди пьяного, и Савич, сам тоже захмелевший, искренне сочувствовал ей, потому что нашел в ней что-то родное, свое, духовную общность, и устыдился своего прежнего намерения сообщить о ней Табаровичу. Он шептал ей искренне и горячо:
- Тебе нельзя было приезжать сюда. Тебя могут узнать. Я видел на конгрессе бывших партизан из отряда 'Пуля'. Табаровича, Захариадиса и еще… не помню фамилий. Тебя уже узнал один человек. Уезжай немедленно. Завтра же, слышишь? Умоляю, приказываю. Мы встретимся с тобой в Вене. Обязательно. И не в таких условиях…
А она в знак согласия кивала головой и шептала:
- Да, да, уеду, завтра… А потом в Вене… Встретимся в Вене…
Глава восьмая
С самого утра над Москвой светило искристое майское солнце, ласкало на бульварах и в парках молодую, только что появившуюся листву, весело играло в пурпуре флагов, еще не снятых после празднования Дня Победы, а под вечер невесть откуда надвинулась синяя туча, пронзенная острым росчерком молний, прогремел весенний, совсем не грозный, а даже какой-то желанный гром, и вслед за ним разразился шумный стремительный ливень. Со стороны Сретенки и от Петровки на Неглинную улицу хлынули мутные потоки, унося обрывки бумаги и прочий мусор к водосточным решеткам, которые быстро засорялись и не успевали поглощать обильную воду. Вскоре Неглинная улица превратилась в реку, переезжать которую не каждый шофер рисковал. А водитель такси Тихон Морозов проскочил, как амфибия. У таксистов напряженный план, им некогда 'загорать', тем более что смену Тихон заканчивал, спешил домой: у сына, у Дениски, сегодня день рождения, круглая дата - десять лет!.. Тихон заранее купил подарок - коричневые сандалии, для лета хороши будут, в пионерлагере бегать. А теперь надо было заскочить в кондитерскую, купить конфет, пирожных или торт - что придется. Дениска пригласил на день рождения своего дружка Колю Аксенова из соседней квартиры. Коля учился в третьем классе музыкальной школы, а Денис в шестом классе специальной школы для особо одаренных ребят. У Дениса были необыкновенные математические способности. Он оперировал многозначными числами как заправский фокусник. Можно сказать, из-за Дениски Тихон и в Москву перебрался, академик Виноградов Иван Матвеевич помог, комнатушку в общей квартире выхлопотал маленькую, в четырнадцать метров. Да и то благо, куда им на двоих. Жену Тихона фашисты в Германию угнали, и до сих пор никаких вестей - жива ли, нет ли. А они - и отец и сын - все верят и надеются на лучшее; а вдруг объявится. Надежда, зыбкая как туман, с каждым годом тает, улетучивается. А все же. Так и живут они вдвоем, отец с сыном, и вся теперь радость и смысл жизни Тихона Морозова в Дениске, в необыкновенном мальчике, которого сам академик Виноградов гениальным нарвал. Может, это новый Ломоносов на Руси родился?! А Иван Матвеевич зря слов на бросает, сам - первый математик страны.
А Дениска и в самом деле мальчик необыкновенный и способности свои проявил не только в математике. В четыре года он уже бегло читал и писал.
Вчера Денис и насмешил, и огорчил, и порадовал отца. Рассказывал, как накануне Дня Победы учительница просила школьников рассказать о своих родителях, участвовавших в Отечественной войне. Все рассказывали. И Денис тоже рассказал, как его папа под городом Тулой сбил фашистский самолет и потом был контужен. И другие ребята интересно рассказывали. У Вали Насаченко мама летчицей была, по ночам фашистов бомбила, девять боевых наград имеет. А папа Вали Шульц - немец, только, он русский немец, хороший. Он с фашистами воевал и был ранен. Потом в госпитале лежал. А как вылечился, опять на фронт пошел, только уже в разведчики. Он языков брал. Ну, разных там фашистов. А один раз даже генерала ихнего взял. И еще, он воевал с японцами. Там его тоже ранили, в ноги. И он ходить не мог.
Рассказывая эту историю отцу, Дениска заразительно хохотал, и Тихон смеялся. Но вдруг мальчик стал серьезным и спросил:
- А почему, папа, у тебя никакого ордена нет? Ты же сбил фашистский самолет.
Вздохнул Тихон, проглотил горький комок. Вспомнил Беловир, Польшу и уничтоженных им дюжину фашистов. Да как об этом расскажешь, кто поверит, когда нет никаких реляций.
Ответил кратко:
- Да ведь я был в тот момент контужен. Никто толком не видел, кто именно сбил самолет. А свидетелей не было…
Тихон ехал к кондитерскому магазину в Столешников переулок, как вдруг на углу Петровки и Рахмановского какой-то прилично одетый моложавый мужчина, прихрамывая и энергично размахивая портфелем, бросился ему наперерез. Тихон остановил машину. Мужчина открыл переднюю дверь и, усевшись рядом с шофером, поздоровался. 'Какой-то чин, надо думать, имеет персональную машину и по привычке сел рядом', - решил Тихон и спросил:
- Куда ехать?
- Тороплюсь: у жены день рождения, а я у министра задержался, - приподнято, с восторгом сообщил пассажир и назвал адрес.
На гладком вытянутом лице его веселым блеском играло счастье.
- Видно, министр вас чем-то порадовал, - проговорил Тихон, круто разворачивая машину.
- Угадал, - с преувеличенным удивлением ответил пассажир и повернулся лицом к Тихону. - Каким образом?
- Профессиональным. Мы, таксисты, постоянно с людьми дело имеем. За день человек двадцать перевезешь. И все разные.
Тихон Морозов внешне не очень изменился за последние десять лет, с тех пор, как они расстались с Револьдом Мелковым в октябре сорок первого на подступах к Туле, и все же восторженный пассажир с портфелем узнал его не сразу. А это был Револьд Мелков. Правда, теперь он носил другую фамилию и другое имя - Михаил Петрович Валярчук. Имя поменял еще во время войны, когда, освобожденный от фронта по ранению, продолжал учебу в институте. Поменял под тем предлогом, что уж больно нелепое оно, искусственное, - исправил глупость родителей. Поменять фамилию было еще проще - воспользовался законодательством о браке и во время женитьбы взял фамилию любимой жены - Музы Григорьевны Валярчук.
Валярчук украдкой рассматривал профиль Морозова, прислушивался к его голосу, узнавал что-то отдаленно знакомое, но не мог сообразить, где и когда он этого человека встречал. Хотел было спросить, но почему-то не решился. Но вот их взгляды столкнулись в отражении маленького зеркальца над ветровым стеклом, и тогда Валярчук вспомнил. Лицо его мгновенно побледнело, а на беспокойных тонких губах появилась сухость. С ним это случалось всегда в минуты крайнего волнения. 'Не может быть, ведь тот ефрейтор Морозов был родом из орловской деревни, - пробовал успокоить себя Валярчук. - Как он мог оказаться водителем такси, да еще в столице? Конечно, это не он'. Но на всякий случай решил удостовериться. 'Как же его звали? Денис. Нет, это сын его Денис. А самого-то как? Забыл'.
- Я вижу - вы отличный шофер, - заговорил Валярчук издалека. - Москву хорошо знаете. Надо полагать, коренной москвич, старожил.
- Не угадали. В Москве недавно, - коротко ответил Тихон. В пассажире он узнал своего бывшего напарника Револьда Мелкова, хотя этот упитанный, должно быть преуспевающий в жизни человек с сияющим лицом и восторженными глазами немногим напоминал того растерянного, панически подавленного отчаянием солдата, который предательски бросил боевые позиции и убежал в лес.
О нем, о его подлом поступке Тихон давно позабыл, выкинул его из памяти, решив однажды, что Револьд, добровольно сдавшись немцам в плен, разделил горькую участь многих узников. И теперь Тихон