Совета. Просто я хочу вести дело, как сама считаю необходимым.
Вальтер снова кивнул:
— Понятно.
Но руки так и остались спокойно лежать на столе.
— У вас на это все права.
Он через силу улыбнулся ей, и она заметила, с каким трудом ему это далось.
— Элизабет, — сказал он. — На имя Анны записан пакет акций на огромную сумму. Она же не может получить за них ни гроша без вашего согласия. Но ей это очень необходимо. Я…
— Простите меня, Вальтер, но я против того, чтобы в настоящее время позволить свободную продажу акций.
Руки его снова нервно забегали.
Глава 24
Герр Юлиус Бадратт был тощим, сухоньким человечком, напоминавшим богомола, одетого в черный сюртук. Его словно нарисовала неумелая детская рука, таким он был схематично-угловатым. Ручки-спички, ножки-спички и недорисованная голова на тщедушном тельце. Он неподвижно сидел напротив Элизабет за огромным столом в конференц-зале «Роффа и сыновей». Слева и справа от него сидели еще пятеро банкиров. Все они были одеты в черные сюртуки с манишками, белые рубашки и черные галстуки. Они, казалось Элизабет, не столько оделись в парадные костюмы, сколько натянули на себя рабочие спецовки. В душе Элизабет при виде их холодных, безразличных лиц шевельнулось недоброе предчувствие. Незадолго до открытия совещания Кэйт внесла в зал поднос с кофе и только что выпеченными, восхитительно пахнущими пирожными. Все мужчины как один отказались от угощения. Так же ранее они отклонили приглашение Элизабет отобедать с ней. Она решила, что это плохой знак. Весь вид их говорил, что они пришли получить причитающиеся им деньги.
Элизабет начала:
— Прежде всего благодарю вас, что вы любезно согласились сегодня прийти сюда.
В ответ они пробормотали что-то учтиво-невразумительно-вежливое.
Она набрала в грудь побольше воздуха.
— Я пригласила вас, чтобы попросить о продлении сроков уплаты тех сумм, которые «Рофф и сыновья» вам задолжали.
Юлиус Бадратт мелко-мелко затряс головой.
— Простите меня, мисс Рофф. Мы уже имели честь уведомить…
— Я не закончила, — перебила его Элизабет и, окинув их всех взглядом, продолжила: — На вашем месте я бы отказала.
Они быстро взглянули на нее, затем в недоумении друг на друга.
— Если раньше вас одолевали сомнения по поводу возможности получить долги с «Роффа и сыновей», когда президентом был мой отец — а он, как известно, был блестящим бизнесменом, — то имеет ли смысл продлевать сроки теперь, когда у руля концерна встала женщина, которая ничего не смыслит в деле?
— Вы сами ответили на свой вопрос, — сухо сказал Бадратт. — У нас нет никакого желания…
— Я не закончила, — снова сказала Элизабет.
Теперь они настороженно наблюдали за ней. Она посмотрела на каждого из них в отдельности, удостоверившись в полном их внимании. Это были швейцарские банкиры, которыми восторгались и к которым с уважением относились их коллеги во всех частях финансового мира. Чуть наклонясь вперед, они выжидательно смотрели на нее, и в их глазах светилось любопытство.
— Вы уже длительное время сотрудничаете с «Роффом и сыновьями», — продолжала Элизабет. — Уверена, что большинство из вас хорошо знали моего отца, и если это так, то, несомненно, он пользовался у вас уважением и доверием.
Некоторые из банкиров утвердительно кивнули.
— Уверена, господа, — невозмутимо продолжала Элизабет, — что многие из вас чуть не поперхнулись своим утренним кофе, когда узнали, что его место заняла я.
Один из банкиров улыбнулся, затем расхохотался.
— Вы абсолютно правы, мисс Рофф, — сказал он. — Может, это и невежливо с моей стороны, но думаю, что выражу общее мнение, когда вашими же словами скажу — мы действительно чуть не поперхнулись своим утренним кофе.
Элизабет простодушно улыбнулась.
— Я вас не виню. Уверена, что со мной приключилось бы то же самое.
Один из банкиров сказал:
— Одного не могу понять, мисс Рофф. Если все мы заранее знаем об исходе этого совещания, — он выразительно развел руками, — то почему мы все еще здесь сидим?
— Потому, — ответила Элизабет, — что вы самые известные и крупные банкиры в мире. Не думаю, что вы достигли таких высот, глядя на все исключительно сквозь призму долларов и центов. Если это так, то вместо вас мог бы вести дело любой из ваших бухгалтеров. Полагаю, что в банковском деле не только это определяет успех.
— Все это верно, мисс Рофф, — сказал один из банкиров, — но мы коммерсанты и…
— А «Рофф и сыновья» тоже коммерческое предприятие. К тому же огромное. Честно говоря, я и сама не предполагала, насколько огромное, пока не села в это кресло. Даже трудно себе представить, сколько людей в мире обязаны ему собственной жизнью. А какой вклад внесли мы в медицину! А жизни скольких людей и поныне зависят от концерна? Если…
— Все это, несомненно, достойно одобрения, — перебил ее Юлиус Бадратт, — но, сдается мне, мы отклоняемся от темы. Вас, должно быть, уже поставили в известность, что одним из способов быстро обрести необходимые суммы на погашение долгов является свободная продажа акций концерна.
«Это его первая ошибка, — подумала Элизабет. —
Ведь «в известность ее поставили» на закрытом совещании Совета директоров, где вся информация рассматривалась как строго конфиденциальная. Кто-то из присутствующих там намеренно ее разгласил. Тот, кому это было позарез необходимо. Надо выяснить, кто был этот «кто-то», но не сейчас, чуть позже.
— Я хотела бы вас спросить, — продолжила Элизабет. — Разве вам не все равно, откуда появятся деньги, если ваши займы будут погашены?
Юлиус Бадратт испытующе поглядел на нее, что-то прикидывая в уме, пытаясь обнаружить ловушку в ее словах. Наконец он сказал:
— Естественно, все равно. Главное, что мы получим обратно свои деньги.
Элизабет, подавшись вперед, с воодушевлением сказала:
— Таким образом, не важно, получите ли вы деньги от свободной продажи акций или из наших собственных финансовых источников. Всем вам известно, что «Рофф и сыновья» не банкрот. Не станет он им ни сегодня, ни завтра, ни в обозримом будущем. И потому единственное, чего я прошу, — это немного времени.
Юлиус Бадратт сухо причмокнул губами и сказал:
— Поверьте мне, мисс Рофф, мы вам очень сочувствуем. Мы понимаем, какую тяжелую утрату вы понесли и как вам сейчас тяжело, но мы не можем…
— Три месяца, — сказала Элизабет. — Всего девяносто дней. Естественно, с повышением процентов за отсрочку.
За столом воцарилось молчание. Но оно было не в ее пользу. Лица их стали холодными и враждебными. Она решилась двинуть в атаку основной резерв.
— Я… я не знаю, могу ли… имею ли я моральное право сказать то, что собираюсь, — проговорила
