своей семьи.
Иво Палацци — этот неотразимый «очаровашка»?
Алек Николз — этот истинный джентльмен, добрый малый, который всегда спешит к Элизабет на выручку?
Шарль Мартель — этот несчастный, запуганный человек? Но ведь и запуганный становится опасен, когда его загоняют в угол.
Вальтер Гасснер — этот пангерманец, внешне такой красивый и открытый? А внутри? Он женился на Анне, богатой наследнице, старше себя на тринадцать лет. За деньги или по любви?
Беседуя с ними, наблюдая за их реакциями и слушая их ответы, она изредка провоцировала их на откровенность. Упомянув о взрыве в Чили, внимательно прислушивалась к тому, что они говорили и как себя при этом вели, она с горечью говорила о потерянных для «Роффа и сыновей» патентах на изготовление уникальных лекарств, обсуждала с каждым из них грозящие концерну иски на правительственном уровне.
Но так ничего и не выяснила. Кто бы он ни был, преступник был слишком умен, чтобы выдать себя. Его надо заманить в ловушку. Элизабет вспомнила приписку Сэма на полях отчета.
Элизабет не переставала удивляться тому, как строились взаимоотношения в мире фармацевтического бизнеса.
Плохая новость получала немедленную огласку. Стоило кому-либо прослышать, что от лекарства конкурирующей фирмы умер пациент, так сразу же по всему миру начинали звонить телефоны.
— Кстати, вы слышали, что…
Хотя внешне все фирмы были в самых дружественных отношениях. Главы наиболее крупных фирм и компаний регулярно встречались. На одну из таких неофициальных встреч была приглашена и Элизабет. Она оказалась там единственной женщиной. Разговор в основном вертелся вокруг проблем, которые у всех были одинаковыми.
Президент одной из больших компаний, напыщенный лысеющий донжуан, весь вечер ни на шаг не отходивший от Элизабет, сказал ей:
— Ограничения, которые вводит правительство, с каждым разом становятся все более и более жесткими. Если какой-нибудь гений завтра изобретет аспирин, правительство никогда не даст добро на его изготовление. — Он высокомерно улыбнулся. — А вы знаете, милочка, сколько времени мы уже пользуемся аспирином?
«Милочка» не поведя бровью ответила:
— С четырехсотого года до нашей эры, когда Гиппократ в коре ивы обнаружил салицин.
Улыбка застыла у донжуана на лице.
— Верно.
Больше она его рядом с собой не видела.
Главы фирм пришли к единому убеждению, что одной из самых больших проблем является существование фирм, презрительно именуемых «я-тоже-фирма», фирм-дублеров, крадущих формулы хорошо зарекомендовавших себя лекарств, затем меняющих их названия и выбрасывающих под новой маркой на рынок. Солидные и уважаемые фирмы несут из-за этих мошенников колоссальные убытки, исчисляемые сотнями миллионов долларов в год.
А в Италии даже и красть не надо.
— Италия — страна, где вообще отсутствуют правила патентования новых лекарств, — сказал Элизабет один из управляющих крупной фирмы. — За взятку всего в несколько миллионов лир любой проходимец может купить формулу и, самовольно изменив название, изготовлять и распространять лекарство, где ему вздумается. Мы тратим миллионы долларов на исследования, а они только и делают, что снимают пенки.
— Только в одной Италии? — спросила Элизабет.
— Италия и Испания занимают первые места. Франция и Западная Германия от них, конечно, здорово в этом отстают. В Англии и Штатах такие штуки никто себе вообще не позволяет.
Элизабет оглядела всех этих бурлящих гневом праведников и подумала про себя: «А интересно, у кого из них рыльце в пушку в связи с кражей патентов у „Роффа и сыновей“?»
Элизабет порой казалось, что большую часть времени она проводит в самолетах. Паспорт она всегда держала в верхнем выдвижном ящике стола. По крайней мере один раз в неделю раздавался полный отчаяния телефонный звонок из Каира, или Гватемалы, или Токио, и через несколько часов Элизабет в сопровождении полудюжины своих сотрудников уже летела туда выяснять обстановку и на месте принимать необходимые меры.
Она встречалась с директорами заводов и знакомилась с их семьями в таких больших городах, как, например, Бомбей, и в таких отдаленных местах, как, например, Пуэрто-Валларта, и постепенно «Рофф и сыновья» начинал обретать новые очертания. Он уже не казался безымянной массой отчетов и статистических данных. Отчет с грифом «Гватемала» означал Эмиля Нуньеса и его толстуху жену и их двенадцать детей. «Копенгаген» — Нилса Бьерна и его мать-инвалида, жившую в его семье. «Рио-де- Жанейро» — Алехандро Дюваля и воспоминание о прекрасном вечере, проведенном с ним и его прелестной любовницей.
Элизабет постоянно держала связь с Эмилем Джипли. Она всегда звонила ему в его маленькую квартирку на Ауссерзил по личному телефону.
И даже в телефонном разговоре была осторожной.
— Как дела?
— Не так быстро, как хотелось бы, мисс Рофф.
— Помощь нужна?
— Нет. Только немного времени. У меня тут возникло одно затруднение. Но теперь все в порядке.
— Хорошо. Если что-нибудь понадобится, звоните немедленно.
— Непременно. Спасибо, мисс Рофф.
Элизабет повесила трубку. Ах, как бы ей хотелось подтолкнуть его, заставить шевелиться быстрее: ее время, с таким трудом вырванное у банков, истекало. Ей позарез нужно было то, над чем работал Эмиль Джипли, но торопить его она боялась, понимая, что ничего этим не добьется. И потому она сдерживала свое нетерпение. Теперь она знала, что к тому времени, когда придется платить по векселям, опыты еще не будут завершены. И у нее возникла мысль выдать секрет Юлиусу Бадратту, привести его в лабораторию, чтобы он своими глазами увидел, что там происходит. И тогда банки не будут столь щепетильны в сроках.
С Рисом Уильямзом Элизабет встречалась почти ежедневно, иногда им приходилось работать вместе и по ночам. Они часто оставались одни, обедая в ее личной столовой в управлении или в ее элегантно обставленной квартире. Квартира размещалась в Цюрихберге, окнами выходила на озеро Цюрих, просторная, наполненная воздухом и светом. Элизабет как никогда чувствовала, что все больше попадает под обаяние неотразимой личности Риса, но было ли это взаимно, оставалось для нее загадкой. Он, казалось, не замечал, что она женщина. Всегда был с ней вежлив, почтителен и доброжелателен. Как старший товарищ, думала Элизабет, и почему-то это сравнение было ей неприятно. Ей хотелось опереться на него, посвятить его в свою тайну, но она знала, что должна быть осмотрительной. Не раз она уже почти решалась рассказать Рису о злоумышленнике, пытающемся саботировать концерн, но всякий раз что-то удерживало ее. Значит, еще рано это с кем-либо обсуждать. Далеко не все еще известно.
Элизабет чувствовала себя все более уверенной в своих силах. На одном из совещаний обсуждался новый фен для сушки волос, который плохо шел на рынке. Элизабет испробовала его на себе и убедилась, что по качеству он превосходил многие из имевшихся тогда в продаже образцов.
— Нам их возвращают из аптек партиями, — жаловался ей один из коммерческих директоров. — Никак не можем зацепиться. Надо, видимо, дать больше рекламы.
