Йокумы…»
— Питер, — сказала Лора.
— Гвендолин, — сказал Стив. — Я люблю, когда у девочек необычные имена.
— Или, может быть, Людовик, — продолжала Лора. — Мне оно как-то нравится.
— Гинивер, — сказал Стив.
— О небо, вы двое, чей это ребенок? — проговорила Мэри. Они с Хиггинсом обменялись быстрыми усмешками.
—
— Ну уж… Послушайте, одевайтесь-ка да берите книжки. Уже без двадцати восемь. Ты опоздаешь, Джордж… Наверно, нам лучше подумать насчет имен, — добавила она, когда дети, продолжая спорить, вышли из дома. — Я склоняюсь к Дэвиду, если будет мальчик, — если только ты не хочешь Джорджа- младшего?
— Не хочу, — сказал Хиггинс. — Я думаю, что тебе нравится, то и мне подойдет, Мэри. Мы подумаем об этом…
— Не будь таким застенчивым. Ребенок и твой тоже. Подай мне какие-нибудь идеи.
— Хорошо, хорошо… я и вправду опоздаю, — сказал Хиггинс.
В субботу утром, когда в кресле Лейка на коммутаторе сидел сержант Фаррелл, появилась воистину отличная зацепка по делу об убийстве Китти Дюран. Сообщение пришло, когда Хакетт переступил порог отдела; он прочел его с нарастающим интересом и отнес Мендозе.
— Нечто вполне осязаемое по делу Дюран, Луис, только как мы будем его ловить? Помнишь, эксперты взяли несколько хороших отпечатков в спальне — у нас в картотеке их не было, и отправили запрос в ФБР. Вот ответ. Не совсем ясно, откуда ему было там взяться, но судя по отпечаткам — это определенно был он.
— Кто?
Хакетт зачитал:
— Ричард Аркетт, тридцать шесть лет, вес шестьдесят один, рост сто восемьдесят, волосы каштановые, глаза карие, ни шрамов, ни родимых пятен. Служил в армии с пятьдесят второго по пятьдесят пятый, почетное увольнение. Родом из Филадельфии, и, когда последний раз закон обращал на него внимание, он обретался там. В послужном списке у него всякая мелочь: угон машины, затем мелкая кража — уже после армии, — потом наезд на человека, который сошел ему с рук, одно установленное законом изнасилование, два иска по признанию отцовства. Жена развелась с ним четыре года назад, и он запаздывает с уплатой алиментов. Он совершенно очевидно, как утверждает ФБР, привлекает женщин — и наоборот. Аркетт был чернорабочим, официантом, работал на станции техобслуживания, помощником кровельщика, водителем грузовика — такого рода. Затем в шестьдесят втором попался на настоящем изнасиловании, подтвержденном лабораторными данными, и сбежал. С тех пор находится в розыске. Как он тебе показался для Китти Дюран?
— Мне нравится, нравится, — ответил Мендоза. — Будем считать, что он увидел ее на улице, пошел следом? Но это неважно, ведь в спальне его отпечатки. Мне также нравится придумка Джорджа насчет кофейных чашек. Что она подавала кофе двум предыдущим гостям, которые не пришли к нам и не рассказали, потому что уехали или стесняются, и что неизвестный появился позже. И, приняв во внимание, Артуро…
— Да?
— Приняв все во внимание, включая обвинение в изнасиловании, у него могло хватить ума не разгуливать под флагом Ричарда Аркетта. Китти Дюран могла знать его под другим именем. Дюран может его знать. Думаю, нам надо его спросить, не знаком ли он с кем-либо, кто соответствует этому описанию.
— Ну естественно, — сказал Хакетт. — Я… о Господи, похороны… в девять часов торжественная месса… надо бежать, если я хочу успеть.
Заглянул Паллисер, сказать, что он подготовил предварительный отчет по тому, вчерашнему, убийству на Ливард-авеню и что он с Хиггинсом едет снова им заниматься: нужно получить официальное заявление и прочее.
— Я потом посмотрю отчет, — рассеянно сказал Мендоза. — Думаю, я сегодня и сам буду в разъездах. Для разнообразия.
Но прежде, чем он ушел, поступило еще одно заключение из лаборатории. Оно было по поводу подобранной Ландерсом бутылки, из которой, возможно, пил Эдвард Холли и выронил ее там, где упал. На ней было найдено несколько его отпечатков. «Muy extrano verdaderamente» [63], — сказал себе Мендоза. Черт знает, что только люди не вытворяют. Но тот человек мертв: его больше нет. И это лишь самый последний штрих.
— Я не знаю, что еще вам сказать, — тупо говорил Джон Вайсе. — Рассказал все, что знаю, еще вчера. Мы работали в саду, и Гертруда, она пошла в дом варить кофе, было около трех часов, и я слышу, она кричит, я прибегаю, а она лежит на полу, и вижу, как удирает этот парень. Я вижу, что ее ударили ножом, выбегаю, и Уэмберги из соседнего дома тоже его видели… мы рассказывали…
— Да, сэр, — сказал Паллисер. — Вам придется поехать в управление и сделать официальное заявление, мистер Вайсс. И также миссис Уэмберг и ее сестре.
Вайсс что-то недовольно проворчал. Паллисер и Хиггинс переглянулись: оба подумали об одном и том же. По крайней мере, хоть на этот раз супруг вне подозрений: есть свидетели.
Ливард-авеню находилась в старой части города, и дома здесь были тоже старые. Джон Вайсс жил в каркасном доме из пяти комнат, аккуратно покрашенном и прибранном, и окружающий участок содержался в каком-то неестественном порядке. Вайсс был любителем копаться в земле, но выращивал он не цветы. Перед домом на делянках, огороженных досками, росли бобы, помидоры и картофель, и каждый сорт был обозначен дощечкой с надписью. На заднем дворе уже хорошо поднялась кукуруза, а за ней виднелись ряды брюссельской капусты и моркови. Вайсс рассказал им, что они с Гертрудой сами выращивали все необходимые овощи.
— Мы чередуем культуры, — сказал он вчера. По его словам, они с женой пололи на заднем дворе грядки. Войдя в дом, Гертруда, по всей видимости, застала врасплох грабителя, который ударил ее ножом и скрылся. Она скончалась в больнице, А на крыльце соседнего дома миссис Августа Уэмберг прощалась со своей сестрой, которая зашла к ней в гости, и они обе слышали, как закричала миссис Вайсс, и видели, как убегал мужчина.
Даже от обыкновенных неглупых людей бывает трудно добиться, чтобы они описали преступника, а Джон Вайсс, в прошлом чернорабочий, был тугодум, немногословный, неспособный ясно выражать свои мысли и лишенный воображения человек. Они вновь попытались узнать от него что-нибудь более полезное.
— Вы не могли бы приблизительно сказать, какого он роста?
— Не знаю. Может, с меня. Я видел его мельком, потом он…
— Как он был одет?
— Э… Пиджак и штаны были разные. А еще… Не знаю.
— Он двигался как молодой человек?
— Не знаю. Может быть.
— Ну, а машина — вы видели, как он садился в машину?
— Ага. На улице. Марку не могу сказать. Она была темная, — миссис Уэмберг утверждала, что это был «бьюик», или «олдс», или «крайслер», и она говорила, что автомобиль был светло-голубой, а ее сестра — что светло-зеленый «форд». Обе сходились на том, что это был «седан».
— И еще, мистер Вайсс, вы говорили, что из дома ничего не пропало. Мы просили вас посмотреть и удостовериться. Возможно, он не успел ничего взять до того, как вошла миссис Вайсс?
— Да, вроде. Все на месте. Он ничего не нашел, — сказал Вайсс удовлетворенно. — Но у него не было никакого права убивать Гертруду.
