помешалась на этом порядке.
— А он?
— Потому и обидно. Должен ведь понимать. Раньше-то улыбался: «У тебя призвание!» А теперь не вспомнит.
— Он у тебя кто? — спросил мужчина.
— Музыкант. На трубе играет.
— Знаменитый?
— Так себе.
— А у меня знаменитый, — сказал мужчина. — Институтом заведует в тридцать два года. Мировая величина. Но работает — будто крест несет на Голгофу.
— Наш-то старательный, — хмуро сказал Жека. — Посуду на кухне моет. Коврик выбивает каждый день. Суетится.
— А мой — общественник. Бегает из гостей в гости, лишь бы ничего не делать.
Жека начал собирать учебники в портфель.
— Приходите завтра! — вдруг сказал он решительно. — Если хочется, так приходите! И починим этот буфет. Сейчас мне на английский идти, а завтра я промотаю!
— Хочешь самостоятельность проявить?
— Буфет мы со старой квартиры привезли, — сказал Жека. — Он наш. И если ценный, так имеем право оставить.
— Для тех, кто понимает, он подороже новой мебели.
— Ну вот, — сказал Жека. — И пусть не думает, что мы приехали нищие. Я вам буду помогать завтра, ладно?
Мужчина о чем-то думал, пощипывая себя за бровь.
— Может быть, ты и прав, — произнес он. — Почему надо от кого-то зависеть? Я работать хочу. Нравится мне работать. Вот приложу руки, и этот буфет — на всемирной выставке показывай… Ведь второго такого не подвернется. А вообще — наймусь в пэ-тэ-у, буду ребятишек учить. Он считает, с меня обузу снял. А мне тошно. И на него глядеть тошно: я не привык, что на работу идут, как на каторгу!
— Так придете? — спросил Жека.
— Приду. Спецовку возьму, старый чемодан. И мы с тобой покажем, на что способны.
— Что мы — плохого хотим? — сказал Жека.
— Вот именно!
— Может, сегодня не пойти на английский? — Жека поддал ногой незастегнутый портфель. — Надоело. Зря ходить надоело.
— Отстаешь по английскому?
— Если бы! Нормально занимаюсь. А они придумали в английскую школу записать на будущий год. Догоняю одаренных детей.
— А зачем?
— «Ты, — говорят, — можешь догнать. Напрягись». А я же знаю, что бесполезно.
— Да, брат, задачка.
— Еще в фигурное катание записали бы! «Теперь у нас есть возможности тебя развивать!» не пойду никуда. Не пойду, и все тут.
Мужчина засмеялся:
— Ладно. Сегодня сходи. А новую жизнь начнем завтра.
— Лучше сразу, сегодня.
— Я спецовку возьму, инструмент настоящий. Это ведь не инструмент, а так, игрушки.
Мужчина взял свой чемоданчик, Жека — портфель, и они вместе вышли из квартиры.
2
Вечером на лестничной площадке слышалось громыханье, будто груженую телегу вкатывали наверх.
— Надо же: взял и открылся! — приговаривала мать, распахивая дверь. — Он живет самостоятельной жизнью, этот замок! Хочет — откроется, хочет — закапризничает… Заносите в комнату, в комнату! Вот сюда!
— А упаковку где снимем?
— Упаковку, разумеется, на лестнице! Чтоб не мусорить!
В прихожую, пятясь друг за дружкой, протиснулись двое грузчиков, тащивших какие-то разобранные полки, щиты, дверцы.
— Показывай место, хозяйка!
А мать уже торопливо опустошала буфет, снимая с его полок посуду и сваливая на стол.
— Сюда!.. Она здесь встанет, здесь!
— А это? — Грузчик показал на буфет.
— Это теперь на свалку. Я сейчас освобожу… Вам придется его разобрать.
— Зачем?
— Да он не пролезает в двери! Когда втаскивали, все косяки ободрали, такая бандура нескладная! И в лифт не помещается!
Грузчики подошли к буфету. Обозрели с неудовольствием.
— Он, хозяйка, не разбирается.
— Разломайте тогда!
— С ним до ночи прокантуешься. Это блиндаж в три наката, его бомбой не взять…
— Я отдельно заплачу, — сказала мать. — Вы уж помогите. Без вас мы погибнем с этим сооружением.
Грузчики выжидательно молчали, отворачивая лица.
— Я хорошо заплачу, обижаться не будете!
— Ну, Семен? — спросил первый.
— Дак чего, раз обещают по-человечески… Надо выручить.
— Тащи снизу ломик, топор захвати тоже. Ну, хозяйка, только ради любезности, по-свойски…
За спиной у матери, складывавшей посуду, раздался первый тяжкий удар — и затрещало, застонало раздираемое дерево.
3
И вот на том месте, где стоял нескладный буфет, возникла стройная, матово поблескивающая финская «стенка». Ее верхние полки мать заполнила книгами, а на средних и нижних расставила посуду и разные безделушки.
— Ну, каково?
— Замечательно, — сказал Аркадий Антонович.
— Нравится? Только искренне, искренне!
— Конечно, нравится. Еще бы не нравилось. А буфет где?
— Знаешь, сначала я думала — сдам в комиссионку. Но там полно рухляди, и стоит она такие копейки, что нет смысла возить! Я плюнула и решила выбросить. А эти штуки удивительно удобные! Места не занимают, но все помещается!
