усыпана, наступить некуда.
Воображение Тюсы быстренько нарисовало картину фруктового рая.
— И что, вот так все валяется себе на земле, бери — не хочу? — Она немного недоверчиво посмотрела на Эльшемали.
Та молча кивнула, придвигая к себе банку с медом.
— Надо тебе в гости ко мне приехать, — сказала девушка, — мы гостей очень любим.
Глаза кикиморки сразу загорелись азартом. Путешествие! Но она тут же осеклась.
— Так это если я к тебе поеду, мне там тоже надо будет с занавеской ходить?
Эльшемали кивнула.
Ну вот, а все так хорошо начиналось! Тюса от досады чуть не перевернула банку с молоком. Какой толк в этом путешествии, если ее никто не увидит? Ну почему жизнь как — будто издевается над ней? Или там ходи вся занавешенная по фруктам, или тут вся раскрытая, зарабатывай себе на хлеб. Но с другой стороны, продолжала рассуждать Тюса, могло бы так, не дай бог, случиться, что я родилась в таком месте, где и лицо надо зашторивать, и в лесу было бы хоть шаром покати.
Она даже перестала месить тесто, от такого открытия. Кикиморка поправила выбившуюся из-под платка прядку и посмотрела на огонь в печи, рисуя в своем воображении безрадостную картину — занесенный, чуть ли не до нижних веток лес, нигде ни души, и бредет она, скрючившись от холода, замотанная в какие-то лохмотья, с занавеской на лице как у Эльшемали.
— Святой Хидерик! — подумала Тюса, а ведь у меня все не так уж плохо! — Эльшемали! — громко произнесла кикиморка. — А у тебя жених есть?
— Есть, — с гордостью ответила девушка и открыла, висящий на золотой цепочке медальон. — Вот смотри, какой красавец, в большом гранате живет, — она открыла медальон, висящий на цепочке, и показала портрет довольно симпатичного молодого парня.
— А он видел твое лицо? — Тюса высыпала муку на стол и сделала из нее холмик.
— Конечно, не видел, — девушка спрятала медальон и стала месить тесто. — Мы уже три года помолвлены.
— Ну вот! — Тюса подняла вверх указательный палец, — вся эта волынка тянется, потому что он лица твоего не видел. А вдруг у тебя нос как у старой горгульи, или, может ты за шторкой прячешь пышные усы… — тут Тюса прыснула, подняв облако муки, представив усатую Эльшемали. — Я бы тоже не захотела кота в мешке брать! Нужно, чтобы он увидел твое лицо!
— Что ты такое говоришь! — Эльшемали замахала на нее руками, — это позор на весь род!
— А ты по-другому сделай! — кикиморка подбоченилась. — Пусть Роффи нарисует твой портрет в медальоне. Заверни его в эту шторку, — она кивком головы показала на чадру, лежащую на стуле. — И отправь по голубиной почте. Он же сам ее снимет, так же? Ты вообще ни причем будешь!
Тюса так и стояла, подбоченясь, как — будто каждый день решала подобные дела.
Эльшемали ошарашенно смотрела на нее.
— Я подумаю, — тихо сказала она, раскатывая тесто, — может ты и права.
** *** ** *** **
Хита лежала на животе на пушистом ковре и просматривала журналы, которые принес ей вчера Листопад. В одну из встреч с ним она обронила в разговоре, что чувствует себя в это странное время года непросвещенной дурочкой. Листопад смеяться над ней не стал, а пообещал принести журналы про зимние праздники и моду. И вот сейчас Хита жадно читала о старинных обрядах и обычаях, неожиданно сделав для самой себя открытие, что из ее жизни выпала огромная, едва ли не самая лучшая ее часть.
Рядом с ней на ковре стояла горячая чашка 'Несона'. Протт теперь стал продавать его еще и в одноразовых пакетиках, что было для большинства бодрствующих холмовиков очень удобно. Хита, не отрываясь от чтения, потянулась за чашкой и отхлебнула большой глоток. Небольшая горечь напитка больше не вызывала в ней внутреннего протеста, теперь она казалась ей необходимой пикантностью.
Перевернув страницу, она увидела пеструю фотографию народного гуляния. Ливнасы кружили вокруг огромной елки веселым хороводом, лица у всех светились от счастья. Хита отодвинула журнал и задумчиво посмотрела в окно на кружащие белые хлопья. Холмовики явно отдавали предпочтение семейным праздникам и собирались вместе только на праздник Урожая, который совмещали с праздником Осеннего равноденствия. Было, конечно, весело, но во всем сквозила их практичность, просто все вместе радовались, что закончилась тяжелая работа в огородах и садах, которая держала их в напряжении столько времени. А чтобы собраться всем вместе без повода, этого Хита себе и представить не могла. Она снова придвинула журнал поближе и, перевернув страницу, стала читать статью о том, как выбрать подарок на Рождество. Хита представила себе, как бы возмущалась ее мать, узнав, что предстоят дополнительные траты. Тем более что траты логически объяснить нельзя было, это ведь не день рождения членов семьи, и не юбилей родственника, и даже не свадьба соседа. Выходит, подарки нужно друг другу делать просто так.
Хита подошла к окну и посмотрела на заснеженный сад, дремавший под искрящимся снегом. Жалко, что ни родители, ни Йон не видят этой красоты. Деревья стояли в пышном наряде из инея, спрятав свои ножки-стволы в сугробы. Хита вспомнила, как вчера вечером они с Листопадом чистили дорожки от снега: он, как всегда, проводил ее до самых дверей холма и заглянул за забор, вытянув шею.
— Дорожки надо почистить, а то ты завтра дверь открыть не сможешь, — он деловито прохаживался по двору, потирая руками. — Ну, лопаты для снега у тебя, ясное дело, нет — тащи тогда хоть обычную.
Они стали весело расчищать дорожки, обсыпая друг друга с ног до головы влажным снегом. Двор освещал лишь тусклый фонарь, стоящий у самого дома, и расчищенная петляющая дорожка выглядела синей.
— Столько снега пропадает зря, — протянул Листопад, озираясь по сторонам. — А давай-ка мы снеговика вылепим!
— Это еще зачем? — скривилась Хита, вспомнив, что думает по этому поводу ее мать.
— Ну, проснешься ты завтра утром, подойдешь к окну, а он тебе улыбается, — меланхолично вздохнул Листопад. — У меня вот окна выходят на ручей, там снеговика не поставишь, а у тебя красота какая, хоть с десяток лепи!
Хита поворчала немного, но потом поинтересовалась, что для этого нужно, и согласилась.
— Ну, морковку надо, потом ведерко, что будет вместо шапки, и для глаз чего-нибудь, что найдешь, — Листопад расчистил небольшую площадку под ее окном и стал лепить снежный шарик.
Хита полезла в подвал, где хранились овощи, держа в руке крошечную свечку на блюдечке. Она поежилась, вглядываясь в тесный закуток, заваленный мешками. В этот момент дверь хлопнула от сквозняка, и свечка погасла, плюнув на прощание вонючим дымом. Хита громко выругалась и стала шарить в темноте руками.
Когда она вышла под фонарь, в ее трофеях числились ведерко с несколькими луковицами, две свеклы и вилок капусты.
— Не густо, — подвел итог Листопад, сдвинув вязаную шапку набок. Его чуб заиндевел, а по ресницам словно прошлись белой краской. — Ну что же, будем действовать по схеме 'что нашли, тому и рады'. — С этими словами он поставил один снежный шар на другой.
Хите нужно было вылепить самый маленький шарик — для головы. Но его она переделывала несколько раз, радуясь, что ее не видит Йон, который просто так пальцем не пошевелит.
Когда работа была закончена, Листопад присел на корточки и почесал затылок.
Снеговик получился приземистый, немного скособоченный. Он смотрел на них удивленными луковыми глазами, криво при этом усмехаясь веточкой-ртом. Вместо носа у него была огромная свекла, из-за которой Хита с Листопадом долго спорили — хвостиком наружу или внутрь. В конце концов, Листопад уступил, и они воткнули свеклу хвостиком наружу. Хита оторвала от капусты лист и прикрепила под шляпу наподобие челки.
— Знаешь что, мы с тобой просто дурью маемся! Ну слепим и что, какой от этого прок? — ядовито поинтересовалась Хита. У нее замерзли руки и она не могла понять ради чего она жертвует.
— Неужели тебе совсем не интересно этим заниматься? — удивился парень. — Мне кажется, что в таком деле важнее настроение, а не конечный результат!
Тут Листопад неожиданно поскользнулся и шлепнулся прямо на снежную фигуру, загремев жестяным
