ведром.
— Тише ты, не хватало только родителей разбудить! Отец тогда живо из тебя фигуру сделает! — шикнула на него Хита и с досадой посмотрела на снежные развалины.
Она подумала, как здорово, что ее не видит маменька — вот бы пилила ее за то, что столько времени убила понапрасну.
— Ну и зачем мы тут корячились целый час? На что я буду смотреть в окно — на рожки да ножки? — сердито выкрикнула она, поставив руки в боки.
— Нам же с тобой было весело, — робко изрек Листопад, стряхивая с нее снег.
— Ну, весело, а это как прикажете называть? — махнула она рукой на руины несостоявшегося снеговика.
Листопад задумался ненадолго.
— Апофеоз безумия, — серьезно сказал он. Потом достал ведерко из сугроба, вытряхнул из него снег и поставил сверху. — Знаешь, на самом деле древесники зимой не только фигуры лепят, но и скульптурные композиции. Вот эта, — он решительным взмахом руки показал на снежный холмик со стоящим сверху ведром, — называется 'Апофеоз', и практическая польза от него огромная.
Хита хлопала глазами, пытаясь понять, издевается он над ней или нет. Листопад быстро уловил ее настроение и продолжил разглагольствовать.
— Ну, ты сама посмотри, вот в это ведро насыпается корм. Прилетят птицы, сядут на эти ветки, — он махнул в сторону торчащих из сугроба 'рук' снеговика, — и начнут клевать корм…
— Это кормушка, что ли? — удивилась Хита. — Ну так проще можно было сделать, зачем ведро-то такое здоровенное?
— Зима потому что. Птиц голодных полно. А ты будешь в окно за ними наблюдать. Так у тебя просто бы парень этот стоял неподвижный, а так 'Апофеоз' — там птички мелькают, то да се, в общем, веселее будет, — нравоучительно сказал он, отошел чуть вбок и стал любоваться своей работой.
— А-а-а! — Хита почесала затылок. Слово 'зима' на нее подействовало магически, она ведь ничего толком про нее не знала. Наверное, и правда такие штуки строят, может, даже в бочки зерно насыпают, кто его знает. Но все равно, Святой Хидерик, до чего же эти древесники странные, сил нет! Это ж надо, простую кормушку так усложнить, даже название такое — натощак не выговоришь.
— Как ты сказал, она называется? — переспросила она Листопада, наморщив лоб.
- 'Апофеоз'! — торжественно повторил тот и воткнул в снег лопату, словно поставил точку в дискуссии о вдохновении и практичности.
Как только утром к ней пришла Капи, Хита схватила ее за руку и потащила в комнату.
— Посмотри, что он мне своими руками в садике построил, — хвастливо выпалила она, подталкивая подругу к окну.
Капи прижалась носом к стеклу и уставилась на стоящее на снежном холмике ведро, облепленное воробьями.
— Ух ты, кормушка!
— Это композиция такая, она называется… сейчас, — Хита развернулась от окна и зажмурилась. Она вчера придумала хитрый способ запомнить это слово. Нужно встать лицом к входной двери и тогда с правой руки будет сосед Аполиус, а с левой — Феозий. Если их имена покромсать и сложить, будет именно то, что надо.
— Это Апофеоз! — гордо сказала она Капи, радуясь, что справилась с трудной задачей. — Харчевня для птиц так называется, — с умным видом добавила она и, подбоченившись, выставила вперед ногу.
Тюса натирала склянки и пузырьки с удвоенной силой, сегодня они договорились с Гомзой и Шимой встретиться. Ну вот, она помыла пол и удовлетворенно окинула взглядом комнату — просто блеск!
— Я пошла! — крикнула она Фабиусу, взвешивающему на весах, какую-то травяную смесь. Потом вернулась, взяла пузырек с малиновым сиропом и вновь побежала к двери.
— Смотри, что-бы когда стемнеет, была дома! — ответил тот обеспокоено.
Через десять минут Тюса уже звонила в колокольчик, висящий у двери Шимы.
— Герментюса пришла! — Гомза с Шимой весело прыгали от радости.
— Итак, — важно начала Тюса, когда они уселись в комнате Шимы на ковре, — сегодня я вам расскажу про одного богомольного ливнаса. Она поставила пузырек с сиропом рядом и поправила на нем смявшуюся корону.
Шима придвинулась к ней поближе и вся обратилась в слух.
— Жил-был в одном лесу ливнас… — начала Тюса свою сказку. — И до того он любил богу молиться, что ничего другого делать не научился. Все вокруг ему говорят, ты что, дружище, ведь одно другому не мешает! А он, знай себе, свою линию гнет, никто так хорошо как я больше молиться не умеет! И точно, как начнет он молиться, просто заслушаешься. И вот как-то пошел в том лесу сильный дождь, прямо льет как из ведра! Спит в постели тот ливнас, вдруг чувствует, что-то мокро спать стало. Глядь, а у него крыша в его дереве, оказывается, прохудилась, воды налило целый океан, можно не выходя из дома, кораблики запускать. Ой, думает, нужно крышу чинить. А потом еще подумал, нет, я же тогда утреннюю молитву пропущу, ведь народ соберется. Да, забыла вам сказать, что смотреть на то, как он молится, стали приходить специально смотреть, уж очень у него талантливо получалось. Нет, думает, лучше уж я помолюсь святому Хидерику, пусть сделает так, чтобы около моего дома дождь не шел. Вышел он на утреннюю молитву, а уже толпа собралась под деревом, он уже знаменитостью стал. Некоторые ливнасы стали его просить, чтобы он и за них помолился, принесли ему подарки. Ну вот, значит, сложил он молитвенно ручки, вот так, — Тюса сложила ладошки, сморщила личико и писклявым голосом стала изображать ливнаса так, что Шима с Гомзой от смеха схватились за животы.
Святой Хидерик как раз прохаживался по облачку недалеко от его дерева. Услышал он его молитву и решил его проучить.
Обрадовался ливнас, что больше дождь не идет. Ой, какой я умный и духовный, думал он, разглядывая себя в зеркале, перед тем, как пойти молиться.
Но вскоре все вокруг него стало засыхать, сначала цветочки, потом травка пожелтела. А потом и дерево стало засыхать.
Ливнас в панике! Что же мне делать? И решил он все-таки полезть на крышу. Почитатели его, конечно, скривили рожи от разочарования и разбрелись по своим делам. А ливнас раз-два, закончил работу, а тут и дождик пошел, веселый такой. Это святой Хидерик от радости заплакал. И тут же зацвело его дерево, травка зазеленела, и так красиво стало, что ливнас дара речи лишился. С тех пор он молится тихонечко, чтоб никто не видел и не слышал. Вот так!
— Здорово! — захихикала Шима. Вот уже третий месяц они собираются каждую неделю, чтобы послушать Тюсины сказки. Кикиморка так интересно их рассказывает, что поневоле заслушаешься!
— Ты смеешься как веселящиеся газы на наших болотах, — сказала кикиморка, поправив свои зеленые косички.
— Может быть веселящие? — переспросил ее Гомза, вспомнив раздел химии, который ему объяснял Астор.
— Веселящиеся! Понимаешь, те газы, с болот могут подделать любой голос! Они заманивают в болото и веселятся, когда у них получится. Я как услышу их смех в болотах, так жутко становится… — Тюса глубоко вздохнула и прижала Малинесс к себе. — Я обещала Малинесс выдать ее замуж до рождества, но она отвергла всех женихов!
— О! Может она за него захочет выйти? — Гомза вытащил из кармана пучеглазого ефрейтора и поставил рядом.
— Еще чего. Мало того, что страшный, еще и чин приличный не заработал, — с претензией заявила Тюса и отодвинула Малинесс подальше.
— Ну, и пожалуйста! — Гомза засунул ефрейтора в карман и обиженно отвернулся.
— Да ты не дуйся, где ты видел, чтобы принцессы выходили замуж за кого попало? Но пусть не расстраивается — никогда не знаешь, что ждет тебя за ближайшим поворотом тропинки, — совсем по- взрослому высказалась кикиморка и посмотрела за окно. — Мне, пожалуй, пора, совсем уже стемнело.
