вероятно, и страну мою, Германию, ненавидишь, правда? Плохо! Нельзя же, пойми, дружок, из-за грязных мух — пусть их будет даже много — сжигать весь дом!.. Девочка больна? — спросил он вдруг, кивнув на испуганную и сжавшуюся в комок Жаннетту.
— Больна. Очень.
Они обменялись быстрыми, испытующими взглядами. Павлик увидел в глазах немца искреннее страдание. Он вспомнил фрау Эмму, Густава Рункеля из картонного цеха, который отдавал детям свой завтрак, старушку в потертом плюшевом пальто, каждый день проходившую мимо лагеря. Она останавливалась у проволоки и долго-долго сочувственно глядела на маленьких узников, плакала. Когда, часовой на вышке отворачивался, она быстро произносила: «Дети, скоро поедете домой. Скоро, дети! Фашисты — убийцы, а не немцы. Фашисты…» Нет, не все немцы — фашисты. Не все! Есть среди них и хорошие люди. И этот, видно, добрый, раз за Гитлера воевать не желает, раз в пещере скрывается. Окончательно доверившись немцу, Павлик смущенно сказал:
— Простите меня за то, что я вас укусил и притворился немым. Я вас боялся: вы ведь немец!
— Здорово ты меня провел! Хвалю. Но все-таки скажи, кто вы: бельгийцы?
После некоторого колебания Павлик рассказал немцу всю правду.
— Забираю вас к себе! — воскликнул Грасс. — Дом мой велик, места хватит. Пошли, накормлю. — Он наклонился, чтобы поднять Жаннетту.
В его словах прозвучала такая непреклонная решимость, что Павлик теперь готов был идти за ним куда угодно.
2. В пещере
Они шли вдоль леса. Перед ними расстилался пылающий от заходящего солнца луг. Далеко, на фоне туч, превратившихся в золотые горы с причудливыми обрывами, утесами, громоздились крутые крыши домой, зеленели кроны деревьев, сверкал крест на деревянной церкви.
Грасс, осторожно неся на руках Жаннетту, начал взбираться на крутой холм.
— Сними с меня автомат, — сказал он Павлику, — мешает.
Павлик снял с него оружие.
— Тяжелый? Выбрось его. Он мне не нужен. Бросай! — повторил Грасс серьезно.
Павлик стоял в нерешительности, озадаченно глядя на немца.
— Бросай! Чего задумался?
— Подарите его мне, — робко сказал Павлик.
— Тебе? — удивился немец и с оттенком недовольства спросил: — Разве хочешь, чтоб и тебя презирали, как. меня? Вооруженный человек — злодей.
— Автомат еще нам понадобится, — ответил Павлик. — А вдруг по нас стрелять будут, тогда что? Тот, кто защищается, господин Грасс, не злодей.
— Здорово, дружок, рассуждаешь! Как взрослый. Философ! Кто тебя этому учил? — спросил он.
Павлик смущенно пожал плечами:
— Я ведь ничего такого…
— Ладно, оставим автомат. Пусть будет с нами. Есть-то он не просит, правда? Значит, эта девочка из Парижа?
— Да, — подтвердил Павлик.
У самой пещеры Грасс остановился и заявил:
— Когда Жаннетта выздоровеет, мы отправимся в Париж к ее сестре. А пока вам надо подкрепиться.
Рядовой Рихард Грасс, дезертировавший из гитлеровской армии, оказался на диво чутким другом, и ребята привязались к нему всем сердцем. Он стал для них отцом и матерью, учителем и товарищем. С ним Павлик и Жаннетта забывали, что находятся глубоко под землей, в непроницаемой тьме, и даже не очень пугались, когда, бывало, сюда заползала змея.
Немец был мастер на все руки. Он прекрасно играл на губной гармонике, был отличным охотником, веселым рассказчиком, блестящим импровизатором. Он очень любил певчих птиц и научил ребят подражать их пению. Павлик и Жаннетта уже знали, что желтогрудая пищуха высвистывает: «хилю-хилю, хили-хили, тили-тили, чью-чью», пеночка-трещотка кричит: «вэд-вэд-вэд», серо-бурый лесной конек заливается трелью: «кле-кле-кле-кле». Они узнали, как птицы передвигаются по земле: черный дрозд прыгает, кланяется и задирает кверху хвост., воробьи скачут обеими лапками сразу, а трясогузка очень быстро бегает. Рихард Грасс рассказал детям, как действуют змеиные яды, сколько железа в человеческом организме и почему фасоль пляшет, когда ее варят,
— Жаннетта, с какой скоростью движется улитка? — спрашивал Грасс.
— Пять метров в час, — после минутного раздумья отвечала девочка.
— Правильно. Ставлю тебе пять с минусом.
— А за что минус?
— За то, что не сразу ответила. Надо отвечать быстро, четко, смело. Павлик, с какой быстротой летит человек?
— В среднем… Павлик на долю секунды умолкает. — Какой вы хитрый! Человек не летает!
В пещере раздается дружный смех. Летучие мыши срываются с мест, подымают крыльями ветер.
— Фу, черт! — смеется Рихард Граде. — Тут без регулировщика не обойдешься. Мышонок чуть не задел мне нос крылом. — И, вглядываясь в темноту, добродушно говорит: — Пусть резвятся… От них человеку польза есть: они истребляют вредных насекомых. Я их знаю, все породы знаю. Ушан, большой нетопырь, кожан, большой вампир, летучая собака…
Лудильщик из Цвиккау в поисках счастья исколесил, до его словам, «весь земной шар, от полюса до полюса, все меридианы и радиусы». Где он только не побывал! В Нью-Йорке, Париже, Лиссабоне, Стокгольме… В Перу он добывал золото, в Шотландии ловил рыбу, во Французской Экваториальной Африке убирал хлопок. Долго прожил Грасс в Эфиопии…
— Немало мне пришлось повидать за свою жизнь, — рассказывал он. — У меня, друзья, просто болезнь такая: зуд в ногах, а в мозгу — пропеллер. Тянет меня все время куда-то, тянет и тянет. Каких только я не встречал на своем веку людей! Добрых и злых, белых, черных, красных. И вот что я думаю: дело не в цвете кожи, не в разрезе глаз — в душе. Дело в том, какое у тебя сердце, чем набиты твои мозги, человек ты или просто скотина. Возьмем, к примеру, африканцев. Черные они. Черные, как их ночи, а светлой души они люди.
Павлик и Жаннетта слушали Грасса как зачарованные, а он, с мечтательной улыбкой на лице, продолжал:
— Наступит такое время, когда простые люди поумнеют, разберутся, что к чему, и родными братьями станут, вот как мы с вами. Кто я? Немец. А ты, Павлик? Русский. Жаннетта француженка. А как живем? Дружно. Одной семьей. Почему? Потому что у нас одна мечта: хотим быть свободными. Что плохого сделал мне русский сталевар, голландский рыбак, французский докер, бедный американский фермер? Ничего. Все мы люди, под одним небом живем. — Рихард Грасс положил руку на плечо Павлика. — Помнишь, ты уговаривал меня не выбрасывать автомат? Зачем он мне? Зачем вам пистолет? Ну, убили фельдфебеля, собаку, а теперь зачем?
— Чтобы защищаться, — ответил Павлик.
— Чепуха! Старая песенка, — иронически заметил немец. — Все так говорят, а потом сами нападают, убивают…
Павлик не соглашался с таким мнением, но возражать не стал. Он только спросил:
— Вы никого не убили? Ни одного человека?
Грасс ответил не сразу.
В пещере долго царила тишина.