— Кто вы? Я вас не понимаю.
— Не понимаете? Вы не говорите по-английски?
— Ха-ха. Кажется, говорю. Только по-английски, и не стыжусь этого.
— В таком случае, прошу прощения. Видимо, я принял вас не за того.
— Ничего. Я сначала удивился. Меня зовут Пинкшер.
— Пинчер?
— Нет, ха-ха. Пинкшер. Вы тут недавно?
— Да и нет. Я зять профессора.
Банделе благополучно смылся, и Саго почувствовал, что исполнил долг до конца. У него пропал всякий интерес к новому собеседнику, но Пинкшер, казалось, усыновил его и не отставал ни на шаг. Сначала он решил, что, угождая зятю профессора, он может подняться по общественной лестнице, но затем понял свою ошибку. Пинкшер знал все про всех профессоров, деканов и редакторов — бывших и настоящих, — все про членов ученого совета и его председателя, вплоть до интимнейших подробностей их семейной жизни, и ему был известен простой факт, что у Огвазора три сына и одна дочь — пятилетняя, источник его огорчений, ибо публично он не мог ее признать, поскольку она была внебрачным ребенком и жила в частном пансионате в Айлингтоне. А это была любимая дочь, зеница его пластмассового ока... Из этого следовало, что Саго — самозванец и явился на прием, чтобы украсть фамильное серебро, и поэтому надлежит проследить за ним и таким образом оказать услугу новой черной элите, которую он втайне презирал, но которая, черт возьми, обожает подхалимство и лесть, и потому позволяет извлекать из себя известную пользу.
И Пинкшер так прилип к Саго, что не было возможности от него избавиться. Он сделался сущим наказанием, и в голове Саго рождались садистские планы расправы с преследователем.
И вдруг Пинкшер как-то обмяк. Зоологический звук вырвался из его глотки, и глаза встревоженно выпучились. Он отскочил на три шага назад и врезался спиной в группу гостей. Саго призвал на помощь мысли и чувства и вдруг осознал причину переполоха. В руке его было уже второе яблоко, и он собирался послать его вслед за первым. Он смутно припоминал, что его рука уже совершила подобное движение в недавнем туманном прошлом...
Два ярких блика означили полет Пинкшеровых очков, и Пинкшер нагнулся, чтобы поднять их, но прежде, чем распрямился, второе яблоко вылетело в окно, и в руке Саго оказалась груша. Пинкшер покачивался от изумления, как Саго от виски и благодушия.
— Что... что вы, черт побери, делаете?
— Кормлю собаку!
— Вы что, хотите острить? Вы выкидываете в окно собственность хозяина дома. — Саго выкинул грушу. — Вы с ума сошли! Какое вы имеете право выкидывать эти вещи?
— Какие вещи?
— Украшения. И не прикидывайтесь, будто вы не понимаете.
— Это фрукты, а не украшения. — И в окно полетела гроздь бананов.
— Прекратите, или я сообщу профессору. — И Пинкшер пошел на Саго,
— Еще один шаг, и я позову собаку.
— Перестаньте юродствовать.
— Юродствовать? Вы сочли меня за блаженного? Делайте что хотите, но берегите нос. Собака здесь злая. — Он хотел было выкинуть вазу, но тут на него напустилась хозяйка. Он опередил ее и выиграл первую реплику: — Прежде, чем мы расстанемся, позвольте мне принести вам сердечные поздравления по поводу назначения вашего мужа профессором.
— Это очень мило с вашей стороны, но не будете ли вы любезны объяснить мне?..
— Я понял, в чем дело. Все гости должны быть в смокингах. Это ошибка, им следовало бы явиться в трауре.
— Скажите, кто вы и почему выкидываете украшения в окно?
— Я же говорил вам, мадам, что я эксперт ЮНЕСКО по градостроительству.
— Я не люблю фамильярности. — Она устремила на него неживой взгляд,
— Он, видимо, пьян, миссис Огвазор, — вмешался Пинкшер.
— Это ложь, господин малокровный крючок.
— На каком факультете вы читаете лекции?
— На архитектурном.
— У нас нет архитектурного факультета, — резко возразила профессорша.
— Это и не удивительно. Посмотрите на ваши дома: самодеятельность!
— Будьте любезны...
— Разумеется, ваш дом обворожителен. Видимо, иностранный проект.
Чопорность ее исчезла, Саго знал, что она ищет профессора. Для Пинкшера этo означало провал при такой удобной возможности выслужиться. Он заслонил своим зыбким телом хозяйку и начал:
— Послушайте, друг мой. Я думаю, вы здесь — незваный гость.
— Еще бы! — Хозяйка отпрянула от отвращения.
И Саго внезапно спросил:
— Вы ежей не разводите? — Пинкшер в панике отступил в сторону. — Дело в том, — улыбка Саго была снисходительной, — что спину мою все время что-то покалывает. — Он оглянулся на гостей и кивнул каждому из них в отдельности.
— Надо звать на помощь, миссис Огвазор, — шептал Пинкшер. — Кажется, это безумный.
— Вы так думаете? — Саго рычал, как параноичный герой фильма ужасов, готовый броситься вниз с сорок шестого этажа. Пинкшер пронзительно взвизгнул, и пять десятков голов повернулись в их сторону. Профессор извинился и стал пробираться к ним сквозь стаканы и дым сигарет. Саго обдумывал отступление. — Поразмыслив, мадам, я согласен вернуть вам весь пластмассовый рог изобилия. Если ваш дворецкий прав и фрукты действительно лишь украшение, собака к ним не притронется. Она не станет есть всякую дрянь. — И прежде, чем миссис Огвазор разгадала его намерения, он взял и поцеловал ее руку.
Огвазор уже был на месте.
— Поздравляю, профессор, — Саго широко улыбнулся. — Желаю многих столь же прекрасных встреч! — Саго решил, что хозяин дома не священнослужитель, и не стал целовать ему руку, ограничившись сокрушительным рукопожатием. И с удивительной для себя быстротой он нагнулся и понюхал искусственную розу, приколотую у пупа профессорши. — Божественный аромат! Как настоящая. — И он сломя голову выбежал прочь из дома.
Он шагал быстро, ожидая невероятной погони. Затявкала соседняя собака, и он остановился. Возбуждение не проходило, сердце громко стучало в груди. Безумие погнало его назад. Он обошел дом Огвазора и скрылся в кустах, но неожиданно поскользнулся. Под ногой лежал пластмассовый лимон. Саго поднял его и, скрываясь в тени, подошел к распахнутому окну. Все были в сборе, все, безусловно, его обсуждали. Пинкшер выглядывал из окна, стараясь высмотреть выброшенные фрукты. Саго зажмурился. «Пинкшер, не искушай меня». И он досчитал до пяти, чтобы дать Пинкшеру возможность скрыться. Но тот продолжал стоять в окне и что-то говорил чете Огвазоров. Лимон был легким, и Саго подкрался поближе. «Ветер, утихни!» — пробормотал он и бросил лимон. Влажный, он ударил Пинкшера по губам — внезапный, полный мистических ужасов африканской ночи. Ведьмина бабочка, помет летучей мыши, заклинание, смерть, убийство.
Пинкшер, не соображая, что делает, повторил подвиг Саго, облапив чинных хозяев.
ЧАСТЬ II
Майские ливни в июле стали кровоточить, как проколотые в миллионах мест жилы жертвенного быка,
