— Вот как?
— Он покажется тебе невыносимым. Как и мне.
— Если дело дойдет до крайностей, я переберусь к Коле.
— Не советую. Он сходит с ума из-за «Пантеона». Как общественное животное, он сейчас ни на что не способен.
На лестнице послышался слоновий топот и рев:
— Это ты, Бандили?
Затем последовал прыжок с пятой ступеньки и грохот за дверью. Возня с замком продолжалась с минуту. Ей сопутствовали заклинания потерпеть, подождать и вопли: «Сейчас, что с этой чертовой дверью» — и вдруг она распахнулась, и розовый овал широко осклабился, а розовая волосатая лапа стала выворачивать им руки и гулко шлепать их по спине.
— Как дела, негодяй? — Он вырвал у них чемоданы. — Это твой друг из Министерства иностранных дел? — И он втолкнул их в гостиную, держа в руках по бутылке пива.
Затем зверинец ринулся вверх по лестнице с воплями.
— Я думал, ты не придешь; как твоему другу Америка; хочу с ним поговорить; был в Чикаго?
— Что это за шутки? — возмутился Саго.
— Понятия не имею.
— Что ты хочешь этим сказать?
Банделе только пожал плечами и отхлебнул пива.
— Это же твой дом! Завел себе личного шута?
— Встретил его у Джо Голдера.
— Что еще за Джо Голдер?
— Американец-лектор. Историк. Еще с ним встретишься. В общем, тогда Джо Голдер смылся и оставил мне этого комедианта.
— И ты пригласил его к себе?
— Что-то не помню. — Банделе грустно покачал головой. — Вот он.
Петер скатился вниз и представился:
— Я Петер. Хелло!
— Вы американец? — спросил Саго. Он не мог подняться с кресла, ибо Петер облапил оба подлокотника и тыкался лицом в лицо Саго. Затем он снова затараторил, путая все акценты: — Йес. Нет, конечно. Я немец, но с американским паспортом. Хотел напиться. Так жалко, что не смог поехать в Лагос со всеми, наферно, Бандили тебе говорил. Это фи фчера учинили дебош? Сказочный тип фаш министр, правильный парень. Прикласил меня на уик-энд в сфою сакородную реситенцию.
— Поедешь? — Напускное безразличие Банделе позабавило Саго.
— Конечно. Такая честь.
— А что за министр? — спросил Саго.
— Не знаю. Какой-то. Получит даром рекламу ф Америке.
— А потом заявит, что все слова его искажены.
— И тогда — прочь их отсюда к чертовой матери, возомнили, как они смеют оскорблять суверенитет нашей родины, неоколониалисты, неокапиталисты, реакционеры в гнусных целях искажают, выслать выродка, слава тебе, Нигерия...
Холодильник задрожал от непривычной ярости, тоже из-за присутствия Петера.
— Твой друг сапафный парень, О чем это он кричал?
— О том, что вы бесплодный росток на отбросах цивилизации белокурых бестий, — задыхаясь, прошептал Саго.
Петер расхохотался.
— Сначала ты орешь так, что дом трошит, потом ты шепчешь, так что ни слова не разберешь.
— Это со мной бывает, — признал Саго.
— Что нового в Министерстве иностранных дел?
— Новых шпионов пока не поймали. Может, поймаем вас.
Петер своим хохотом напомнил вождя Винсалу.
— Бандили, твой друг самый сапафный парень во фсей Африке. Бандили, по-твоему, я шпион?
— Я так не думаю, Петер.
— Он на тебя не похож. Бандили такой серьезный, а твой друг ничего не контачит. Са сто лет пы не догадался, что он из Министерства иностранных дел.
— Восхищен вашей проницательностью, Я не из Министерства иностранных дел.
— Бандили, ф чем дело? Расфе он не...
— Ты ошибся, Петер, это Саго, он журналист.
— А я тумал, ты ждешь друга из министерства.
— Его самолет опаздывает. Он еще приедет.
Саго был озадачен. Он взглянул на Банделе, и тот взглядом дал понять, что всe объяснит позднее.
— Так фы лицо сфободной профессии? — Петер снова стал вывихивать ему руку. — Должен скасать, что я теперь стесь как тома.
Банделе содрогнулся.
— Черт бы побрал твою нежную фамильярность, — пробормотал Саго, отворачиваясь от помойки, которой несло изо рта Петера. Он встал: — Я пойду приму душ.
— Что мы будем делать сегодня, Бандили? Дафай отпразднуем встречу с коллегой-журналистом.
— Видишь ли, я приглашен на прием.
— Прекрасно. Поедем все.
Банделе казался грустным.
— Ты не знаешь наших обычаев. Это семейный прием.
— Так ты возьмешь меня? Я же член вашей семьи. Я считаю себя нигерийцем. Ты знаешь, я сдесь, как тома. Как все. Я подружился с простыми людьми, ем в придорожных хибарках, как нигериец. — Он умолк, видя, что Саго открывает дверь. — Ты куда, друг? Фанна же на фтором этаже.
— Все в порядке, — терпеливо объяснил Банделе. — Он идет в душ для прислуги.
— Ха, прафильный парень твой друг. Прафильный парень. Я, знаешь, сам не люблю церемоний. Постой, Бандили, идея. Поедем сначала на фечеринку, потом в кабак и подцепим шлюшонок. Что скажешь?
— Конечно, Петер.
Поэкспериментировав, Петер остановился на виски.
— Что я люблю в янки. Знаешь, когда тут придешь в ночной клуб, все на тебя глазеют, потому что я пью из корлышка. Американцы не тратят фремя на стаканы, они пьют прямо из корлышка.
Банделе вздохнул, мысленно выкидывая бутылку, потому что теперь бы не смог предложить оставшееся в ней виски тем, кого считал друзьями. Саго вернулся в комнату, бормоча:
— Из-за этого идиота я забыл взять мыло и полотенце.
Он не дошел до второго этажа, а Петер уже гнался за ним. Саго хотел запереться в ванной, но было поздно: ключ уже звякнул по полу. В отчаянии, ибо туша Петера плотно закрывала дверной проем, он повернулся к зеркалу и начал бриться. Он яростно намылил подбородок и верхнюю губу, так чтобы не открывать рта. Не услышал ли этот кретин его бормотание?
— Может, ты хочешь хлебнуть, пока преешься? Хочешь хлебнуть?
Саго покачал головой.
— Что это? А, крем после бриться? Хо-хо, виски и тут полезней. Хлебни! Что с тобой? Дафай лучше выпьем. Я всегда на взводе, когда фосфращаюсь томой. Семья это тюрьма. Да еще какая!
— ПРОШУ ВАС, НЕ СУЙТЕ БУТЫЛКУ МНЕ В РОТ!
Банделе хихикнул и, собравшись с силами, стал ожидать возвращения Петера.
— А этот парень — нетотрога. Что с ним такое?
— Его и спроси.
— Не могу понять, отчего он бесится. Что с ним, а? Я только хотел предложить ему фыпить. — Он сделал большой глоток. — Будешь пить, Бандили?
Банделе покачал головой.
