нам лекции лежа.
Эгбо торжественно поклонился.
— Должен признать, что вполне разделяю вашу блистательную идею.
— Так могу я оставить сочинение?
— Теперь — разумеется.
Эгбо подождал, пока она положит сочинение на стол, и в дверях сказал ей:
— Побудьте со мной.
Она нахмурилась.
— Вам этого не разрешают?
— Дело не в разрешениях. Я просто не могу. Благодарю вас.
— Отчего же? Я не пью в одиночку, что уже плохо. Меня мучает одиночество, что много хуже.
— Со мной это у вас не пройдет. — Она внезапно стала взрослой.
— Боже милостивый, что, все студентки так остры на язык?
— Мы не все круглые дуры.
— Понятно, понятно.
Она весело помахала ему рукой.
— Тогда до свидания. Пейте в свое удовольствие, но не напивайтесь.
Эгбо смотрел, как она удаляется, и его охватило внезапное чувство утраты. Вчера он заснул полупьяный, поскольку Сими так и не появилась, и проснулся с мыслью, что, может быть, все же она приходила и облегчила его страдания, когда он... он встал с постели и ощупал щетину на подбородке. Теперь на лбу его были морщины, и только месяц назад Сими выдернула из его головы пять седых волосков. Потрясенный, он разложил их на черном листе копирки. Как он быстро состарился! Седые волосы в двадцать восемь!
Он поспешил за девушкой.
— Вы так и не спросили меня о чуде.
— Каком чуде? — Вопрос, казалось, слегка позабавил ее.
— Вы не помните? Когда я открыл дверь и увидел вас...
— Ах, да. — Она остановилась. — Вы сказали что-то вроде «поедемте, я покажу вам чудо».
— И вы не спросили, какое чудо.
— Я решила, что вы сумасшедший.
— Вот как?
— Или что вы сочиняете стихи.
— Это уже милосердней. Так поедемте и посмотрим на чудо.
— Благодарю вас. Нет. За кого вы меня принимаете?
— За счастливую случайность.
— Что это значит? — Она нахмурилась.
— Просто я собирался посетить святилище собственного сочинения. С утра я только об этом и думал. Давно уже я там не был.
— При чем здесь я?
— Погодите, ребенок, я дойду и до вас.
— Кого это вы назвали ребенком?
— Прошу вас, не перебивайте. Понимаете, сегодня мне нужен попутчик. Я всегда бывал там один. Ревниво оберегал его. Неделю назад подобная мысль была бы кощунством, но сегодня... я не могу объяснить. Я только знаю, что и до вашего появления я хотел кого-нибудь взять с собой.
— Но отчего же меня?
— Отчего бы и нет? Вы никого не хуже.
— Разве? — Она насмешливо поклонилась. — Благодарю за честь.
— Так поедемте? Я только схожу за машиной.
— О, поездка в автомобиле! Хотите произвести на меня впечатление?
— Черт бы побрал ваши готовые ответы!
— Благодарю вас, мосье волк, за вашу прелестную импровизацию.
Не в силах сдержать восторг, Эгбо остановился.
— Вы восхитительны — ум и дерзость. Большинство знакомых студенток на вас не похожи.
Девушка направилась к библиотеке.
— Так поехали?
— Мне надо работать. Скоро экзамены.
— Выпускные?
— Нет еще. Но все равно важные. Для меня.
— Вы серьезная женщина.
— Тут приходится быть серьезной.
— Все равно, давайте поедем. Это недалеко.
Она посерьезнела. О чем-то задумалась — не о нем, — что-то ее беспокоило.
— Вы мне не доверяете?
Не глядя, она покачала головой.
— Не в этом дело.
Долгое время, может быть бессознательно, Эгбо готовился совершить кощунство. Ему было необходимо показать кому-нибудь свое убежище, последнее осязаемое напоминание о своем посвящении. Ему было необходимо, чтобы кто-то с сочувствием пережил с ним страшную ночь под мостом. Сими для этого не годилась. Причина пережитого, Сими, однако, не была частью его святилища. Она выслушала бы его светски внимательно, но не увидала бы движения души от яркой быстрой воды до кладбища старых богов, чьи гранитные монументы высоко поднимались над серо-синими лужайками заводей. Сперва это огорчало его, но потом он понял, что Сими всецело принадлежит среде, в которой она непогрешимая владычица отныне и присно. Сими была дома в четырех стенах, у приемника, на мохнатом курдском ковре. Ей чужды хрустящая под ногой хвоя в лесных заповедных местах, приземистые столпы муравейников, шелест ветра в конических соснах и влажные золотисто-коричневые капли застывшей смолы. Однажды Эгбо принес ей ожерелье из этих застывших капель, и она лишь сказала: «Смешной ты мальчик».
Девушка спросила его:
— Где вы работаете?
— В Министерстве иностранных дел. Туда берут самых надежных людей.
— А что они имеют в виду под надежностью?
— Это непросто объяснить, но дело, в общем, сводится к следующему — ты можешь проводить все ночи в борделях, поскольку они африканские, но не имеешь права заговорить с дочкой посла иностранной державы.
Они проехали двенадцать миль до Илугуна по дороге, которая извивалась змеей, и Эгбо все время твердил себе: «Я покажу святыню незнакомому человеку, и никогда никому больше». Он признавал, что странно в таких обстоятельствах без какой-либо цели искать женское общество. О том же думала и она, своевольная и независимая.
— Я поддалась настроению, — объяснила она. — Больше меня не ищите.
— Конечно.
Она быстро и недоверчиво взглянула на него.
— Отчего вы так легко соглашаетесь? Вы уже получили диплом, и вам все равно, как я гублю свое время.
— Не совсем так.
— Так случалось с моими подругами. Я знаю, о чем говорю.
— Ладно, ладно, пусть будет по-вашему.
В Илугуне Эгбо купил свежезажаренной дичи. Из-под сиденья выкатился его постоянный спутник, пустой бочонок, и Эгбо сбавил скорость и стал всматриваться в придорожные кусты.
— Нас кто-нибудь должен встретить?
— Да, но он об этом не знает. Погодите, и он будет у наших ног.
