казалось, что фирма процветает. Я думал, что у меня все в порядке. Снял новую квартиру в Шестнадцатом округе, и теперь там делают boiserie.[26] Это обошлось мне в пятнадцать тысяч долларов, которых я еще не заплатил. К тому же мы с женой решили, что можем позволить себе второго ребенка, и в декабре она рожает. И вдруг – все к черту. «Апекс энд Истерн» обанкротилась, и теперь я даже апельсинового сока не могу выпить за завтраком. Если в течение ближайших двух недель я не получу в Канне контракта, то считай, что Сиднею Грину конец.
– Что-нибудь да подвернется, – сказал Крейг.
– Надеюсь. Очень надеюсь.
Когда Крейг уходил, Грин все еще понуро стоял у бассейна и глядел на туман, поднимавшийся от подогретой зеленой воды. Входя в дом, Крейг думал: что по крайней мере не должен пятнадцать тысяч долларов за boiserie, и моя жена не беременна».
Весь остаток вечера он пил. Разговаривал со множеством людей, но к тому времени, когда почувствовал, что пора возвращаться к себе в отель, уже ничего не помнил. Помнил только, что хотел взять с собой Натапи Сорель, но не нашел ее и что обещал Уолту Клейну показать свою рукопись, и тот сказал, что утром пришлет за ней в отель одного из своих помощников.
Он стоял у бара и допивал свой последний бокал, когда увидел в дверях гостиной запыхавшуюся Гейл Маккиннон в плаще, накинутом на плечи. Он не заметил, когда она уходила. Она постояла немного, оглядывая комнату, и, увидев Крейга, подошла к нему.
– Я так и думала, что вы еще здесь.
– Выпьем на сон грядущий. – Шампанское размягчило его.
– Мне нужна помощь, – сказала она. – Надо отвезти Джо Рейнолдса домой. Он сильно расшибся. И пьяный, Упал с лестницы.
– С хорошим человеком этого бы не случилось, – весело сказал Крейг. – Выпьем.
– Полицейский не дает ему сесть за руль, – сказала Гейл.
– Коварный. Коварная французская полиция. Ищейки закона. Выпьем за благородную жандармерию Приморских Альп.
– Вы тоже пьяны? – резко спросила она.
– Не особенно. А вы? Почему вы сами не отвезете вашего критика домой?
– У меня нет водительских прав.
– В этом есть что-то антиамериканское. Смотрите не проговоритесь какому-нибудь конгрессмену, если он вас спросит. Выпьем.
– Поехали, Джесс, – взмолилась она. Впервые – он обратил на это внимание – она назвала его по имени. – Поздно уже. Одна я не справлюсь. Он там весь в крови, орет и угрожает полицейскому, и, если мы не увезем его сейчас, его заберут в участок. Я знаю, что надоела вам, но будьте же милосердны. – Она огляделась кругом. Гостиная почти опустела. – И вечер уже кончился. Ну пожалуйста, отвезите нас в Канн. Крейг осушил бокал и улыбнулся.
– Так и быть, доставлю тело в сохранности. – Он церемонно взял ее под руку и, перед тем как выйти в моросящую тьму, подвел к Уолтеру Клейну – пожелать ему спокойной ночи.
Рейнолдс уже не кричал на полицейского. Он сидел на нижней ступеньке каменной лестницы, с которой свалился, на лбу его зияла рваная рана, и один глаз начал опухать. Он прижимал к носу окровавленный платок. Когда Гейл Маккиннон и Крейг подошли к нему, он бросил на них мутный взгляд и хрипло выругался: – Чертовы лягушатники! И все Уолтер Клейн с его головорезами.
– Все в порядке, мосье, – сказал Крейг по-французски полицейскому, спокойно стоявшему возле Рейнолдса. – Я его друг. Я отвезу его домой.
– Ему нельзя садиться за руль, – сказал полицейский. – Это же очевидно, что бы этот джентльмен ни говорил.
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Крейг, стараясь держаться подальше от полицейского. Он боялся, как бы тот не учуял его собственное дыхание. – Ну, Джо… оп-ля! – Он подхватил Рейнолдса под мышки и поднял на ноги. Рейнолдс отнял от носа платок, и на брюки Крейгу брызнула кровь. От Рейнолдса пахло так, словно его несколько дней одетого вымачивали в виски.
С помощью Гейл он погрузил Рейнолдса за заднее сиденье своей машины, где тот сразу же и уснул. Крейг с преувеличенной осторожностью, чтобы не вызвать подозрений у наблюдавшего за ним полицейского, вывел машину с места стоянки и поехал под мокрыми от дождя деревьями.
Всю дорогу до Канна они молчали, слышен был лишь булькающий храп Рейнолдса. Крейг сосредоточенно смотрел вперед и ехал медленно, стараясь не потерять из виду обочину, – на поворотах дорога блестела в свете фар. Ему было стыдно, что он выпил так много в этот вечер, и он пообещал себе в будущем не пить вовсе, если будет заранее знать, что придется вести машину.
Когда они достигли предместий Канна, Гейл назвала Крейгу гостиницу Рейнолдса – примерно в шести кварталах от «Карлтона», подальше от моря, за железной дорогой. Когда они туда приехали, проснувшийся Рейнолдс хрипло сказал: – Благодарю вас обоих. Не трудитесь меня провожать. Я в полном порядке. Доброй ночи.
Они смотрели, как он, держась очень прямо, неуклюже идет на негнущихся ногах в темный подъезд гостиницы.
– Он-то сегодня уже набрался, – сказал Крейг, – я же не прочь бы выпить еще.
– Я тоже, – сказала Гейл Маккиннон.
– Разве вы живете не здесь?
– Нет.
Он почувствовал странное облегчение.
