большинстве своем там действительно ужасные. Но дело в том, что в других сферах жизни – не лучше, а возможно, и хуже. В армии, например, за один день можно увидеть куда больше подхалимства и лицемерия, чем во всех студиях Голливуда за целый год. То же и в политике – грызня, подсиживание, и в торговле мороженым мясом. Киностудиям до них далеко. А что касается конечного продукта, как бы плох он ни был, он приносит не больше вреда, чем генералы, сенаторы и ужины по рецептам телевидения.
– Насколько я тебя поняла, ты сказал ей, что остаешься в кино.
– В общем, да. Если будет такая возможность.
– Рада она такому ответу?
– Люди ее возраста, мне кажется, считают, что радоваться – значит предавать свое поколение.
Констанс невесело рассмеялась.
– Господи, мне с моими ребятишками все это еще предстоит.
– Да, это так. Потом дочь сказала мне, что была у своей матери. – Он заметил, что Констанс слегка напряглась. – И мать сказала ей, что была у тебя.
– О господи, – вздохнула Констанс. – У тебя тут бутылки нигде не припрятано?
– Нет.
– Может, мы остановимся где-нибудь и выпьем?
– Я бы предпочел не выпивать, – сказал он. Констанс немного отодвинулась от него.
– Я не хотела тебе говорить.
– Почему?
– Боялась, что это расстроит тебя.
– Верно, расстроило.
– Красивая женщина твоя жена.
– Только очень некрасиво поступила.
– Пожалуй, да. Мои Юноши в конторе вдоволь наслушались. – Констанс поежилась. – Не знаю, как я повела бы себя, если бы прожила с мужем более двадцати лет, а он бросил бы меня из-за другой женщины.
– Я бросил ее не из-за другой женщины, – сказал он, – а из-за нее самой.
– Женщине трудно в это поверить, – сказала Констанс. – Когда достигнешь ее возраста и попадешь в аналогичное положение, то вряд ли будешь вести себя вполне разумно. Она хочет, чтобы ты вернулся, и сделает все, чтобы вернуть тебя.
– Она меня не вернет. Она тебя оскорбляла?
– Конечно. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мы же отдыхаем.
– Мой адвокат говорит, что на бракоразводном процессе она угрожает назвать твое имя, – сказал Крейг. – Думаю, что она этого все-таки не сделает, поскольку я заплачу ей, чтобы она молчала. И все же я решил, что лучше предупредить тебя.
– Из-за меня не траться, – сказала Констанс. – Моя репутация выдержит. Он усмехнулся.
– Стыдно подумать – бедный французский детектив всю ночь простоял у меня под окном, пока мы с тобой, двое немолодых уже людей, предавались бурной страсти. – В тоне Констанс слышались насмешка и горечь. Крейг понял, что его жена, устроив ей скандал, частично достигла своей цели.
– Ты молодая, – сказал он.
– Да, я чувствую себя молодой. Сегодня. – Они проезжали мимо дорожного указателя. – Экс-ан-Про- ванс. Менестрели поют под звуки лютен. Любовные турниры.
– Если будет что-то новое, я сообщу тебе, – сказал он.
– Да. Держи меня в курсе дела.
«Она напрасно винит во всем меня, – думал он. – Впрочем, нет. Не напрасно. Как-никак Пенелопа – моя жена. За двадцать-то лет я должен был приучить ее к вежливому обращению с моими любовницами!».
С боковой дороги выехала машина, и ему пришлось резко затормозить. Констанс качнулась вперед и уперлась рукой в ящичек для перчаток.
– Хочешь, я поведу? – спросила она. – Ты ведь весь день за рулем – устал, наверно.
– Я не устал, – ответил он коротко и нажал на акселератор, хотя видел, что и без того едет слишком быстро. Когда ведешь машину, не думаешь об отдыхе.
Гостиница помещалась в бывшем замке, стоящем на вершине поросшего лесом холма. Было тепло, и они расположились ужинать под открытым небом, со свечами, на выложенной каменными плитами террасе с видом на долину. Еда была превосходная, они выпили две бутылки вина и завершили ужин шампанским. В таком месте и после такого ужина начинаешь понимать, почему часть жизни надо непременно провести во Франции.
Потом они прошлись леском по испещренной лунными бликами дороге до деревни и посидели за чашкой кофе в маленьком кафе, владелец которого записывал на грифельной доске результаты футбольных матчей за неделю.
– Даже кофе отличный, – сказал Крейг.
– Даже всё, – сказала Констанс. На ней было голубое полотняное платье: она знала, что он любит, когда она в голубом. – Доволен, что приехал сюда?
