миры. И все-таки ты помнишь эти путешествия. Наши сознания путешествовали вместе. Потом ты создал пазиру, которая теперь угрожает существованию верхнего мира.
— Значит, вместе путешествовали наши сознания? — уточнил я.
— Именно так.
— И что же мы делали в этих путешествиях?
— В одном из них ты узнал, как усовершенствовать рукоять твоего меча Адила. С тех пор внутри него расположен твой секретный резервуар сознаний. О котором Отец Смерти даже не подозревает.
— Я и сам не подозревал об этом до настоящего момента, — сказал я.
— Возьми меч в руку, он напомнит тебе все, что ты позабыл.
Я извлек Адил и полюбовался тем, как играют звездные лучи на клинке. Потом, сосредоточив внимание на рукояти, я почувствовал, что надо под определенным углом нажать на одну из выпуклостей узора, покрывавшего гарду. Я сделал это и испытал физическое ощущение наполнения. Должно быть, то же чувствует бокал вина, который наливают до самых краев.
Будучи не в силах сидеть на месте, я вскочил и начал ходить перед сидящим молча Элексигалем. Я вспомнил удивительные грезы, из которых возвращался, окрыленный новыми идеями. Это не были сны, потому что когда я видел их, я не спал. Окружающие часто вообще не замечали этих моих путешествий: в повседневном мире проходило мгновение, но между ограничивающими его мигами я успевал совершить полное приключений путешествие в бездну и вернуться обратно. Тогда мне казалось, что любые два момента времени отделены друг от друга бесконечностью, которую преодолевает все существующее. Преодолевает, не осознавая этого. Именно в эти бездны я научился погружаться, вынося из них новый опыт.
Да, в рукояти Адила и впрямь находился резервуар сознаний. Но он был пуст.
— Очень жаль, что там пусто, — произнес Элексигаль.
— Ты надеялся кого-то найти?
— Инику. Ее сознание исчезло после того, как ты создал пазиру.
— Значит, братья-сойкеро так и не поймали ее сознание?
— Нет, не смогли. Я хочу найти ее, чтобы она разорвала нашу с тобой связь.
— Ты же сказал, что не жалеешь о том, что соединил свою кровь с моей.
— Мне надоело испытывать боль, когда ты испытываешь ее. Да и тебе уже надоело, наверное, чувствовать себя располовиненным на два мира.
— Признаться честно, я никогда не думал о себе как о располовиненном. Но, наверное, ты близок к истине, описывая так мое душевное состояние.
— Впервые вижу сойкеро, который говорит о своей душе, — усмехнулся Элексигаль. — Я начал искать тебя сразу после твоего возвращения в вероятностный мир. И очень рад, что пазира помогла мне узнать тебя. Кстати, ты можешь сказать, чем ты здесь занимаешься?
— Я и сам не знаю ответа на этот вопрос, Элексигаль. — Ты сможешь вывести меня из этой пустыни?
— Конечно. Чего не сделаешь для брата? Возьми меня за руку, и пойдем.
Я ощутил в ладони прохладу его руки, и тотчас мир вокруг разделился на две части: левую и правую. Правая часть содержала в себе пустыню с оазисом, а левая — пространство, заполненное огненными вихрями.
Мы шагнули в левую часть мира, и пустыня исчезла из наших глаз.
Моргульский. Плоскогорье духов
Я не сразу понял, что произошло. Сильно болело сломанное крыло, и мысли с трудом возникали в голове. Было ясно одно: я, подхваченный сгустками ветра, уносился прочь от оазиса. Рядом со мной, на таком же комке живого ветра, несся в пространстве Лаэрций. Он был без сознания. Крита с нами не было. Слева я видел безвольные тела девушек, которых наши похитители тоже захватили с собой.
Я постарался успокоиться, четко понимая, что сейчас ничего сделать нельзя. Нас несли в неизвестность странные существа, сгустки живого ветра. Под нами проносилась пустыня, и наши тени мчались по ней, перепрыгивая через барханы. Впереди показались горы: не очень высокие. Когда мы подлетели ближе, стало видно, что все они в разных направлениях изрезаны ущельями. Как будто дюжина разгневанных великанов рубила их своими огромными мечами.
Когда мы достигли гор, сгустки живого ветра сбросили девушек в пропасть. Я приготовился разделить их судьбу, и обдумывал, как мне успеть подхватить Лаэрция и мягко спланировать на скалы, в основном пользуясь здоровым крылом. Но меня и Лаэрция плавно опустили на небольшое плоскогорье, со всех сторон окруженное ущельями.
Потом сгустки живого ветра взмыли вверх, превратившись в белесые вихри, и скрылись из виду.
Мне пришлось несколько раз ударить по щекам Лаэрция, чтобы он открыл глаза.
— Что случилось? Где мы? — спросил он.
— Нас унесли из оазиса какие-то сгустки живого ветра. Крит, наверное, остался там. И можешь благодарить судьбу, что нас не сбросили в пропасть, как этих несчастных девушек, жительниц оазиса.
Я показал рукой на Север, где над ущельем кружились огромные стервятники.
Лаэрций приподнялся на локте, потом встал.
— Ты можешь лететь? — спросил он.
— Пока нет, — ответил я. — Не стоит рисковать. Мое снадобье заживит рану через пару дней.
— Наш Перевозчик может быть в беде, — сказал Лаэрций. — Я ненавидел его, когда мы жили на том берегу реки. А теперь готов отдать жизнь, чтобы прийти к нему на помощь.
Он рассмеялся сухим, жестким смехом, напоминающим кашель. И я понял, что впервые слышу его смех.
Мы отправились пройтись по окрестностям, надеясь найти спуск с этого плоскогорья. Но напрасно — со всех сторон была пропасть, дно которой было почти невозможно рассмотреть во мраке.
Зато в центре плоскогорья располагалось небольшое озерцо. Мы попили воды, и я принял лекарство. Лаэрций обнаружил на берегу множество крупных, сладких ягод. Кроме того, в озере водилась рыба. Так что голод и жажда нам не грозили.
— Что будем делать? — спросил Лаэрций, когда мы поели.
— Нам нужно идти к восьмым вратам, — сказал я. — Но мы не сумеем уйти отсюда, пока не заживет мое крыло. Как это ни обидно, нам остается только ждать.
Светило было скрыто сероватой пеленой тумана, струящегося с вершин гор лохматыми потоками и висящего на вершинах огромными шапками. После еды нам захотелось спать, что мы и сделали, полагая, что во сне быстрее проходит время и лучше заживают раны.
Однако, долго поспать нам не удалось. Я проснулся первым. В тумане, который теперь спустился вниз и окутал плоскогорье, угадывалось движение, и я мог поклясться, что сквозь сон слышал завывающие звуки.
Я сел и осмотрелся. В этот миг мне показалось, что я уже умер, и что пребываю в холодной, промозглой, пронизанной серым туманом стране мертвых. В одном из тех мифов, которые когда-то столь ревностно изучал. И еще ощущение безнадежности и тоски закралось в мое сердце. Я вдруг понял, что мы никогда не выберемся с этого небольшого пятачка земли, что крыло может и не зажить, рыба в озере кончится, и мы просто умрем здесь, не в силах выбраться из своей тюрьмы.
В тот же миг длинное серое щупальце быстро протянулось к моей груди, и если бы я не отпрянул в сторону, пронизало бы меня насквозь.
— Лаэрций! — крикнул я, что было сил.
Хотя туман поглотил мой голос, седой демон услышал. Он вскочил, уже готовый к бою.
— Где? — крикнул он.
— У них щупальца. Отрубай, если увидишь, — сказал я, подбегая к нему ближе.
Но никаких враждебных проявлений больше не было. Более того — туман начал редеть и
