отступать.
— Что это все значит? — спросил Лаэрций.
— Они скрываются в тумане. Это все, что я могу сказать, — ответил я.
Мы тщательно осмотрели то место, из которого, как мне показалось, ко мне вытянулось длинное серое щупальце. Но ни одного подозрительного следа на влажной земле не нашли.
Лаэрций пожал плечами и отправился ловить рыбу, а я набрал сухого хвороста, чтобы развести костер.
Быстро темнело. Я не строил иллюзий насчет предстоящей ночи. Вместе с сумерками к нам, казалось, подкрадывается предчувствие поражения.
Лаэрций вернулся, неся три большие рыбины.
— Что-то не так в этих горах, — сказал он. — Ко мне в голову все время лезут мрачные мысли.
— Здесь кто-то есть, и они пытаются внушить нам безнадежность, — сказал я. — Отнять у нас волю сражаться. Если мы смиримся с приближением смерти, нас будет легко убить.
— Тогда это признак слабости наших врагов, — сказал Лаэрций. — Будь они сильными существами, им бы не потребовались эти трюки.
Эта мысль подбодрила меня. И мы стали готовить рыбу, обмениваясь предположениями о том, кто противостоит нам по ту сторону сумерек и тумана.
— Ясно, что это бесплотные существа, — сказал я. — Иначе они оставили бы следы.
— Я думаю, им нужна наша безнадежность, — ответил Лаэрций. — Они питаются нашим чувством обреченности. И приходят к нам за пищей. Мы едим рыбу и ягоды, а они — наши чувства.
'Лаэрций, оказывается, еще и мыслитель', — подумал я.
— Если ты прав, Лаэрций, то единственным нашим оружием остается спокойствие и уверенность в наших силах.
— Это всегда главное оружие, — улыбнулся седой демон. — Вспомни слова Крита. Пока ты не совершил последнего шага, ты не попался. А последнее, что чувствует демон перед смертью — это смесь безнадежности и отчаяния.
— Будем дежурить по очереди, — сказал я. — Я готов быть первым.
— Вот и отлично.
Мы съели ужин, и я принял очередную порцию своего зелья. Крыло уже могло совершать небольшие движения, и это радовало меня больше всего другого. Возможно, завтра нам уже не придется ночевать на этом плоскогорье.
Когда сумерки сгустились, я обнаружил, что хворост для костра подходит к концу. Здесь не было деревьев, а тонкие ветки сухих невысоких кустарников прогорали очень быстро. Я понял, что большую часть ночи мне предстоит провести в темноте. Но это обстоятельство имело и свою положительную сторону. Сидя у костра, я смотрел на огонь, и мои глаза не могли пронизывать мрак ночи. А когда нет ничего ярче луны в небе, глаза демона способны видеть мельчайшие детали местности.
Я плотно завернулся в плащ, пытаясь спастись от пронизывающей ночной сырости, и смотрел, как устраивается на ночь Лаэрций. Он соорудил себе мягкое ложе из травы и зеленых веток кустарника и удобно устроился в нем.
Скоро он уже мирно храпел.
Ночной туман окружал нас мохнатой стеной. И, глядя на него, я старался излучать уверенность и силу. Еще мне вспомнилась старая история, которая случилась со мной в третьей зоне. Женщина-людоед говорила мне, что не может есть людей, излучающих любовь. Неважно, кто был объектом этой любви. Само чувство, излучаемое человеком, делало для людоедки невозможным приготовление пищи из мяса влюбленного.
Я не мог вспомнить, когда и кого любил в последний раз. Но мне подумалось, что дело тут вовсе не в том, чтобы любить кого-то. Я любил свой путь к Матери Ветров. И не было ни одного мгновения, когда я сомневался в том, что дойду до конца. Какие бы трудности ни встречались на пути, я должен был верить, что преодолею их. Ведь только в этом случае можно было рассчитывать, что произойдет чудо, и вопреки всем обстоятельствам ты окажешься победителем.
Углубившись в эти мысли, я даже не заметил, что из тумана выступили четко очерченные фигуры. Их форма все время менялась.
Я услышал завывающий голос:
— Мы пришли, чтобы забрать твою силу, демон Моргульский.
— Мы здесь, потому что мы — последний кошмар твоей жизни.
— Смирись с тем, что твоя смерть близка.
Эти голоса, умноженные странным глухим эхом, проникали в мой мозг и, я чувствовал это, пытались вызвать в моем сердце страх.
Но я сосредоточился на том чувстве любви, которое вызывает во мне Путь. И спокойно спросил:
— Кто вы такие?
Их меняющиеся формы на мгновение замерли. Я воспринял это как недоумение. А потом в мое сознание ворвался ответ.
— Мы духи этого плоскогорья. Мы отнимаем надежду.
— Вы всего лишь духи, — ответил я. — Как вы можете отнять то, что придает силу путнику?
— Ты не понимаешь. Твой путь уже окончен, — ответили они. — Ты шел именно к нам, а не к Матери Ветров. — Куски живого ветра, которые принесли тебя к нам, и были последним звеном в путешествии. Мы отнимем твою жизнь, и она станет Ветром, меняющим зоны.
Я рассмеялся в ответ. Потому что знал, что если я хотя бы на мгновение допущу, что они правы, я стану беззащитен. Я должен верить в то, что Путь к Матери Ветров существует. Иначе я не смогу двигаться по нему.
— Ты напрасно смеешься, Моргульский. Подумай, неужели может существовать Мать Ветров — огромное живое, мыслящее дерево, которое породило все формы живых существ? Подумай, ведь ты здравомыслящий демон. Это всего лишь миф, сказочка для детей, которую им рассказывают перед сном. Матери Ветров не существует. Ее никогда не было.
— И все-таки я смеюсь, — ответил я. — Потому что знаю, что вам выгодно убедить меня в том, что Путь не существует. Любой, кто верует в Путь, следует по Пути. А кто разуверился в нем, никогда не получит доказательства его существования. Путь открыт только тем, кто верит в него. Я иду по нему. И я верю в него.
— Твоя вера не подкреплена здравым смыслом, — сказали духи.
— Многие возвращаются обратно, совершив этот Путь, — возразил я.
— Мы дарим им иллюзии, — ответили духи.
— Я сам выбираю, во что мне верить, — сказал я. — И будет существовать то, во что я верю. Таковы законы Пути. Ваши верования меня не интересуют. Вы живете в своей реальности, а я в своей. Поэтому идите прочь и дайте мне поспать.
Духи умолкли. Но ненадолго. В следующий миг я обнаружил, что Лаэрций поднимается со своего удобного ложа и направляется к ним.
— Эй, это еще что за фокусы? — спросил я.
— Он идет с нами, — ответили духи. — Нам нужна его сила, и мы возьмем ее у него.
Я схватил камень и бросил в спину Лаэрцию. От боли тот вскрикнул, и резко обернулся.
— Они уводят тебя! — крикнул я.
Лаэрций выругался и извлек меч, после чего бросился на ставших видимыми противников.
Однако его клинок разрубал только воздух. Можно ли убить бесплотного духа?
— Лучше не спать, — сказал он, садясь рядом со мной. — А то еще неизвестно, где придется проснуться.
Мы просидели рядом до рассвета, глядя на меняющиеся формы бесплотных существ. Духи молчали, видимо, ожидая, что мы уснем, и они смогут использовать наше забытье как свое преимущество. Но мы не смыкали глаз до рассвета.
Первые лучи светила рассеяли туман, и духи растворились вместе с ним. Я почувствовал, что мое крыло уже может выдержать небольшой перелет.
