– Это тебя мое пение вдохновило, или песня понравилась? – немного растерялась я, садясь обратно за стол. Творческие люди всегда очень болезненно относятся, если их перебивают или слушают недостаточно внимательно.
– Когда ты запела, меня осенило, – эмоционально продолжил Михаил. – Есть один человек, который помог очень многим людям. Особенно из вашего мира искусства. Он – великий человек! Я думаю, что только он может помочь вернуть тебе сына. Это…
И он назвал имя.
Я никогда не была идолопоклонником и не сотворяла себе кумиров. Но с того дня и по сей день я молюсь за здоровье этого человека.
Перед тем как приехать к Нему в офис, Михаил учил меня:
– Когда будешь рассказывать – возьми себя в руки. Излагай коротко и внятно. Главное – не плачь. У Него весь день расписан по минутам, к тому же Он только что после операции… Ну, с богом!
Но когда Он вышел ко мне навстречу из своего кабинета и назвал мое имя в уменьшительно- ласкательной форме, я бросилась к Нему, как к отцу, и, не в силах сдержать всю накопившуюся боль, заплакала.
Он был еще очень слаб после болезни, и я была потрясена, с какой заботой и сочувствием Он отнесся к моей драме, только что пережив собственную.
Несмотря на печальную тему встречи, я постаралась выглядеть на «пять». Красивой и ухоженной женщине приятней помочь, чем опустившей руки истеричке, – решила я и нарядилась как на вручение «Грэмми». Накрасилась и нацепила на себя сразу все кулоны и браслеты, которые были. В результате получилась хорошо сохранившаяся мумия в дорогих украшениях из гробниц египетской знати.
Чтобы оправдать неуместно-праздничный вид, я протянула «избитые» фотографии. Те, на которых мое лицо было похоже на некрасивую монголку, покусанную пчелами.
– Твой муж много зарабатывает? – спросил Он, возвращая фотографии.
Я ответила.
– Да, с такими деньгами он быстро найдет маму для вашего сына, – сказал он.
Великолепное чувство юмора. В любой ситуации, как бы ни было плохо… Конечно, смех – лучшее лекарство.
Я поймала себя на улыбке. Не вымученной – мне действительно стало легко и спокойно.
– С этой минуты можешь больше не терзать себя. Иди домой, займись дочкой, я думаю, все будет хорошо.
– А если не будет – что делать? – осмелела я.
Он повысил на полтона голос и сказал:
– Ну, ты себя, умную, будешь слушать или меня?
Я молча закивала головой и встала прощаться.
Мы подошли к двери, Он взялся за ручку… потом неожиданно повернулся ко мне и тихо сказал:
– У меня у самого внуки. Я понимаю, как тебе должно быть больно.
Всю чужую боль Он пропускал через себя – я увидела это по глазам. «Сострадание есть высочайшая форма человеческого существования», – сказал Ф. М. Достоевский.
Когда через три месяца я снова пришла в офис, он выглядел великолепно. И я поняла почему.
Он знает, что в нем нуждаются. Он делает добро, и оно к нему возвращается.
Глава IX
После той памятной встречи началось возрождение.
Утро начиналось уже не с сигарет, а с молитвы.
Коврик на пол перед иконой и минут пятнадцать на коленях вместо зарядки акафист «Нечаянная радость» и молитва Пресвятой Богородице.
Лялька поначалу крутила пальцем у виска, но потом привыкла и даже соблюдала тишину во время священнодействия.
Потом я ехала на Таганку, в монастырь св. Матроны Блаженной. Святая Матронушка, как ее называют паломники, покровительствует женщинам и семье. Верующие и обделенные идут сюда прикоснуться к мощам и поставить свечки.
– И ему поставь, деточка. Поставь, поставь! – посоветовала пожилая женщина, с которой я разоткровенничалась в ожидании своей очереди.
– Как можно! – удивилась я. – Ведь ставятся свечи за здоровье дорогих тебе людей. А он – враг.
– Не молись о его смерти – молись, чтобы он не ушел от всех земных зол. Поставь свечку врагу своему – только делать это нужно, искренне желая ему здоровья, а не с мыслью «ставлю врагу своему свечку за здравие, чтоб он от этого сдох поскорее».
– И что будет? – заинтересовалась я.
– Либо он станет твоим другом, либо Бог его накажет. Проверяла на себе! – убежденно ответила женщина.
За окном снова был май, и все было точно так же, как в тот майский день, когда мы познакомились…
Мы прошли все сезоны любви: и весеннее цветение, и страстное лето, и спокойную степенную осень, но остались именно в холодной, злой и бесплодной зиме.
Мы пропитали себя враждой и жаждой мести.
Бег по замкнутому кругу… Куда дальше?
– Прости его, – сказала мне известная певица перед концертом.
– Ни за что! – ответила я.
– Прости. Тебе самой станет легче. Тебя съедает ненависть к нему. Только прости в душе – не на словах. Честно. Ты увидишь, что тебе легче станет дышать.
– Это сейчас-то, когда близка моя победа? Зачем?..
– Только сильные умеют прощать. Это не я сказала… – улыбнулась она и продолжила гримироваться.
Машину пришлось продать. Хоть какие-то деньги…
Оставила лишь себе на память бумажку, которую Роберт прилепил на лобовое стекло в день вручения подарка.
«Малышу за малыша».
Выбросить ее я не смогла… Ведь она была написана рукой мужчины, которого я когда-то так любила…
Концерты постепенно восстановились, но средств для покупки новой машины все равно не хватало.
Шофер Блекина возил меня с утра до вечера безотказно.
Продолжать пользоваться добротой человека, которого ты даже никогда не видела, было уже наглостью.
Я вытащила заветную коробочку с желтым бриллиантом. Покрытый множеством граней, при свете галогеновых ламп зажегся, вспыхнул разноцветными огоньками и игривыми искрами благородный камень!
Он сиял всеми цветами радуги и радовал непревзойденной красотой.
Жаль расставаться с ним, но по-другому мне не решить своих проблем.
Я еще долго сидела и разговаривала с бриллиантом.
Прощай, Степан Палыч! Вам – заниматься политикой, а мне – забыть о вас, как о прекрасном сне… А может, это и был сон?
Только колечко реально.
