— И постеснялись предложить мне долю?
— За долю, Костик, знаешь, что бывает? И, потом, прости меня, кто ты такой, чтобы влезать в долю ко мне?
— Вот я какой, — он покрутил стволом. — Ситуация меняется.
— Еще как, — согласился я. — Зачем, спрашивается, было стрелять в моего друга?
— Оказывается, у вас есть друзья?
— Был один, — признался я. — Теперь уже нет.
— Ничего, — успокоил меня он. — Зато теперь не надо делиться.
— С ним я бы поделился.
— Не расстраивайтесь, поделитесь со мной, — заявил он. — И, потом, я что-то не понял, почему мне полагается так мало? По-моему, я заслуживаю половину, как минимум.
— Ты так думаешь?
— Я вообще могу забрать себе все.
— А не пойти ли тебе, в жопу, кладоискатель хренов, — душевно молвил я и опять полез в портсигар.
— Дайте и мне сигаретку.
— Кури свои, — сварливо ответил я.
— Не зарывайтесь, сэнсэй, пистолет-то у меня.
— Засунь его туда, куда я тебя только что послал! — заорал я.
— Успокойтесь.
— Ты, что, решил, что за это долбаное изделие выплатят такую прорву денег и отпустят на все четыре стороны?
— Да.
— Дебил! — взревел я. — Господи, с кем приходится работать!
— Объясните.
— Нет, ты действительно поверил, что добрые дяди в обмен на эту хрень выдадут тебе тридцать пять кейсов с «зеленой» наличкой?
— А почему нет?
— Ну, да, конечно. А еще дадут «Кадиллак», чтобы было на чем увезти триста пятьдесят килограммов баксов и блондинку, чтобы не маяться онанизмом в дороге. Какая это у тебя командировка, лошара? Первая, вторая?
— Третья, — с явной обидой ответил он.
— А у меня сто двадцать третья! Если ты до сих пор не понял, самое опасное еще впереди.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Надо грамотно перевести деньги, чтобы не осталось следов. Это целая операция, чтоб ты знал.
— Следы остаются всегда.
— Согласен, но если сделать все по уму, то на поиски этих денег понадобится сумма, раз в пять большая. В этом случае никто этим заниматься не будет. Теперь понял, лишенец?
— Почему вы все время обзываетесь? — с какой-то детской обидой спросил он.
— Потому, что на твоем месте должен был быть совершенно другой человек. Которому не надо разжевывать, — я горестно развел руки в стороны. — Костя, я, пожалуй, надену очки. Привык, знаешь ли, видеть того, с кем беседую. Тем более что мы оказались компаньонами.
— Черт с вами.
— Продолжаю. Для того чтобы осуществить такого рода проводки, потребуется потратить много- много денежек. Думаю, никак не меньше тридцати процентов на все про все.
— Серьезно?
— Нет, блин, шучу. Кроме того, после получения бабок нам надо затеряться — я опять открыл портсигар. Взял было крайнюю левую сигарету из отдельно лежавших пяти, но передумал и ухватил крайнюю правую. — Достать надежные документы. У тебя есть такие?
— Пока нет.
— Вот видишь, — я постучал сигаретой по крышке портсигара. — А еще надо будет все в себе изменить, кроме пола, конечно. Или ты собираешься сменить пол, Костя?
— Не смешно.
— Ну, так и не смейся, — я сунул сигарету в рот. — Кстати, ты пришел один?
— Конечно.
— Тогда, кто там ходит?
— Где?
— Там, — я протянул руку влево, он развернулся.
— Никого не вижу, — произнес он, и это были последние слова в его жизни.
Костя схватился за щеку, как будто его укусил комар. Повернулся ко мне, попытался поднять пистолет, но обмяк и сполз со скамейки на землю. Я вытащил изо рта похожую на сигарету трубочку и положил назад в портсигар. У меня, действительно, нет привычки таскать с собой стволы, но это совсем не означает, что я не имею при себе оружия. Который уже год ношу с собой несколько трубочек со стрелочками, вымазанными ядом растительного происхождения, этакие маленькие духовые ружья. Простое и очень эффективное оружие ближнего боя, рекомендую. Если бы я воспользовался крайней левой, Костя остался бы в живых и через полчасика пришел в себя, а так, при вскрытии, если таковое состоится, любой врач безошибочно определит смерть от обширного инфаркта.
Сорвался с места и со всех ног помчался смотреть, как дела у Грека. Когда Костя сказал, что не стрелял в голову, возникла надежда. Дело в том, что каждая собака в нашей службе знает, что я из принципа не ношу броников, Грек же без него даже купить газету не выходит и тоже, исключительно из принципа. На наше общее счастье, покойник одним из нас не был. Учили его, учили, но самую малость, все- таки, недоучили. Правильно, получается, сделали, что закрыли программу.
Подбежал. Толя валялся на боку мертвый и только тихо шевелил губами.
— Что?! — я склонился над ним, расстегнул рубаху и принялся осторожно расстегивать лямки бронежилета.
— Блядь, — произнес он шепотом, чуть слышно. — Как больно-то.
— А ты что думал? Помнишь, как со мной было в Швейцарии?
Поднял его на ноги, и мы вдвоем поковыляли к машине.
— Сиди тихо, я сейчас, — и помчался назад.
Костя лежал там, где я его оставил. Покойники, как известно, оживают только в фильмах ужасов. Я аккуратно извлек еле заметную стрелку у него из щеки и не менее аккуратно забросил ее в кусты. Через несколько часов яд из нее выветрится, и она станет абсолютно безопасной. Поднял покойника, взвалил себе на плечи и поспешил к «Орлам».
Такой, вот, получается печальный итог. Жил да был один толковый паренек по имени Костя. Захотел попасть в разведку и оказался там. Совершенно добровольно, между прочим, в нашу службу никого на аркане не тянут. Выучился и стал работать, а в один прекрасный момент вдруг представил себе кучку из тридцати пяти миллионов баксов и решил, что пришло время становиться богатым. Как все просто. «Бедная девочка никогда не видела столько буженины и водки «Путинка» — вздохнул Штирлиц». Обидно другое, он сразу же поверил, что я тоже решил сыграть на свой карман. Вот тут-то покойничек и дал маху. Я действительно пес, но только не кудрявый пудель, а существо другой породы. И пусть морда у меня седая и лапы в шрамах, зато челюсти по-прежнему крепкие и зубы остались. Так что, вцепиться в глотку любому, кто захочет обидеть мою страну, или кого пожелает обидеть она, я еще очень даже могу. И поздно мне перекрашиваться в складские крысы, а, если честно, то и не хочется.
В крови еще гулял адреналин, поэтому в этот раз я вздернул плиту вверх как пушинку. Извлек из тайника тубус, а взамен загрузил туда труп Кости. Пусть полежит до поры, до времени, как тот Питер Шенеманн более полувека назад. Самое, что ни на есть, подходящее место для предателя.
