В самом деле, толпа мужчин, на первый взгляд примерно соответствующая количеству исчезнувших солдат, напоминала отнюдь не военнослужащих, а совсем иных персонажей. Такую публику Джекоб видел и в Америке, и в Европе чуть ли не в каждом крупном городе. Здоровенные парни были одеты в оранжевые индийские сари, из-под которых высовывались волосатые ноги в сандалиях. Они держали в руках бубны, колокольчики и прочую звуковую дребедень. Потоптавшись, вернувшиеся бойцы вдруг грянули бессмертное:
По-дурацки приплясывая, они двинулись в сторону Тучкова моста.
– Грасс! Хольман! Мюллер! – орал капитан Шанц, бегая вдоль толпы. – Стоять! Молчать! Смирно! Вы солдаты, мать вашу, или кто!
– Мы больше не солдаты, – выкрикнул кто-то, не переставая колотить в бубен и приплясывать. – Держать в руках оружие грешно. Мы этим себе карму попортим… – И присоединился к хору:
– Все ясно. Мама мыла раму, рама мыла харю, – подвела итог Васька. – Как говорил один мой любовник- психиатр, тяжелый случай. Кстати, у вас там в госпитале есть дурдом? Если нет, создавайте, да побольше.
– Но ведь кришнаиты вроде бы не отрицают службу в армии, – брякнул Джекоб очередную глупость[56].
– У вас в Штатах, может, и не отрицают. А у нас – отрицают. У нас в армию шли только те, кто откосить не сумели.
Тем временем к толпе, распевавшей славословия Харе, Раме и Кришне, начали присоединяться и другие солдаты части. Срывая каски и погоны, они смешивались с теми, кто покатался на трамвае. В строю осталось человек десять. Остальные побрели по Тучкову мосту на Васильевский остров. Там им удалось увлечь за собой еще несколько патрулей. Как впоследствии стало известно, в конце концов с помощью прикладов и кулаков подоспевшего спецназа всех удалось успокоить, загнать в машины и отправить в госпиталь. Новообращенные кришнаиты пополнили психиатрическое отделение. Попытки их успокоить ни к чему не привели, они почти непрерывно славили Кришну и решительно отказывались от мясных и молочных продуктов. Медики махнули на них рукой. По крайней мере, они не буянили.
– Шеф, тут к вам какой-то русский притащился, – заявил Риккардо.
Рожа у него в последнее время светилась, как начищенная сковородка. Он продолжал изучать город, общаясь с местным женским полом, – и Петербург ему все больше нравился. Как он сказал, до местных жительниц не дошли еще дурные американские приколы, которые в Штатах переняли даже латиноамериканки. Там девицы или сводят все к чисто техническим делам, что романтичного Риккардо несколько коробило, или путают любовные отношения с посещением психоаналитика, рассказывая любовнику всю свою жизнь, начиная с пеленок. А тут все нормально. И переспишь, и в меру пообщаешься. При этом Риккардо научился ловко уходить от вопроса: «А возьмешь ли ты меня с собой в Америку?»
В комнату вошел узкоплечий, но жилистый парень лет тридцати, роста чуть ниже среднего. Его лицо украшали усы, свисающие вдоль уголков губ, придающие их обладателю несколько старомодный вид. Волосы у парня были не то чтобы особо длинные, но все-таки длиннее, чем обычно носят мужчины. Парень был облачен в потрепанный, как и у всех в Питере, но когда-то очень элегантный клетчатый пиджак, дополненный пестрым шейным платком. Претензии на эдакую богемность противоречили руки – большие, мозолистые, явно принадлежащие представителю рабочего класса.
– Здорово! Я слышал, что ты по-русски балакаешь. Вот и решил к тебе обратиться. Может, договоримся.
– А в чем дело?
– Тут по Петроградке один трамвайчик весело покатался. Так вот, я знаю, где его искать. Я думаю, тебе, как журналюге, такая тема понравится.
Джекоб недоверчиво оглядел гостя. За время пребывания в Петербурга к нему приходило множество людей – и чего только они не предлагали. Один, к примеру, точно знал, где находятся ценности, которые спрятали аристократы и купцы во время революции. Особенно часто мусолили имя великого князя Феликса Юсупова, не забывая многозначительно напомнить: «Тот самый, убийца Распутина», а потом как бы вскользь бросали, что Юсуповы были одной из самых богатых фамилий в России. Впрочем, Воронцовых, Демидовых и прочих известных личностей тоже поминали. Рассказывали и про клады более поздних времен. Два потасканных типа, к примеру, один за другим приперли дурно нарисованную схему парка в Ораниенбауме, где советские якобы закопали в землю при немецком наступлении некие предметы искусства, а потом почему-то забыли откопать. Один говорил: все свидетели умерли в блокаду, другой вообще нес какой-то вздор.
Целый взвод можно было собрать из визитеров, которые обещали показать бункер, где спрятаны секретные документы НКВД (КГБ, ФСБ), публикация которых вызовет мировую сенсацию. И так далее – в том же духе. Не говоря уже о том, что предлагали купить автографы обоих Петров и Екатерин, Николая II (этих было больше всего) и картины Казимира Малевича. Один тип за умеренную цену толкал даже рукопись «Братьев Карамазовых»[57].
Обычно Васька не давала подобным посетителям высказаться до конца, а кричала:
– Вали отсюда, разводчик хренов, нашел, кого разводить! Ищи лохов в другом ауле!
Посетители, впрочем, не обижались и шли в другой аул, где такие, как Васька, не водились. В итоге почти все журналисты потратили бездну редакционных денег на финансирование питерских мошенников.
Но на этот раз подруга журналиста молчала.
– Почему вы не обратились в штаб? – спросил визитера Джекоб, решив прощупать гостя.
– Потому что я не дурак. Если даже они и согласятся дать деньги, к ним потом умрешь ходить за премией. Я думаю, власти, они и в Америке власти. Такая же бюрократия. А могут и ваши гэбисты привязаться. Подобная публика тоже всюду одинаковая. А с работниками пера всегда можно договориться. Они не жмоты и вообще честные ребята. У меня много было друзей-журналистов, я ваши обычаи знаю.
– А вы, простите, кто?
– Зовут меня Сергей Кукушкин, в прошлом я – водитель трамвая. Нет, не того, о котором ты подумал. С тем хрен кто управится. Да и не нужен ему водитель. Просто до того, как все развалилось, я трамвай водил по улицам Питера. Может, слышал – у нас был самый трамвайный город в мире.
В представлении Джекоба трамвай был эдакой игрушкой для туристов, вроде как в Сан-Франциско, где трамваи использовались для экскурсий. Но журналисту приходилось слышать, что в Петербурге эти электрические вагоны до последнего времени оставались обычным видом городского транспорта. Да и многочисленные трамвайные пути говорили сами за себя.
Тут с дивана поднялась Васька. Дело было утром – и она не нашла нужным сразу подниматься с кровати ради очередного визитера. Выглядела она колоритно – в одной длинной майке, с заспанной похмельной физиономией, выглядевшей совершенно по-азиатски.
Увидев ее, Кукушкин вздрогнул и подался на стуле назад. Девица же смотрела на него спокойно.
– Яшка, этот парень точно не разводчик. Трамвайщики, они, знаешь, такие… С понятием ребята, короче.
Такое Джекоб слышал от своей подруги впервые. Поэтому он отнесся к визитеру серьезно:
– Так чего вы хотите, Сергей?
– Штуку американских рублей. Я вам показываю место, где этот самый трамвай стоит, и могу кое-что про него рассказать.
– Трамвай и сейчас там? – удивился Джекоб.
– А куда он денется? Разве что снова отправится погулять, да ведь все равно в родное гнездо возвратится.
– А живыми-то мы оттуда вернемся? – спросил Джекоб, вспомнив, что подобную фразу он слышал про очень небезобидных созданий.
– Не боись, я вчера там был. И вообще, что может быть опасного в трамвайном парке? К тому же заброшенном.
