ведали всей мощи изобретенной ими муки. Нескончаемое количество капель – холодных и отвратительных, долбящих в одну и ту же точку, ломали упорнейших из упорных. Сейчас с Гулем проделывали то же самое. Он был по горло сыт всеми этими двойниками и зазеркальными образами. Если бы имелась такая возможность, он расколол бы свой экран вдребезги. Но он оставался узником древних темниц, и прочные цепи не позволяли отстраниться от низвергающихся капель.
Тем временем фигура на экране театрально взмахнула руками и совершила странный пируэт. Что-то случилось с нею, и у Гуля обморочно закружилась голова. Образ размазался по туманной спирали, размножившись сказочным клоном, превратившись в змею из сиамских сочленений. Нечто многоглазое и многоликое смотрело теперь на Гуля с экрана, и от этого взора захватывало дух, холодело под сердцем. Вероятно, угадав его смятение, рожденное экраном создание приветливо улыбнулось. Сотни сдвинутых в колоду зеркал повторили улыбку, и у Гуля вновь появилось ощущение, что он заглядывает в пропасть. Неведомо откуда посыпал снег, и теплые, сладковатые хлопья в мгновение ока залепили веки. Стало светло и мутно, словно его окунули в залитый солнцем туман. Гуль более не принадлежал себе, время сгустилось, изнуряюще медленно потекло клейкой медовой струей. Гулю показалось, что он слышит размеренный отсчет секунд. Метроном пощелкивал где-то под черепом, превратив голову в заведенный на неопределенный срок будильник. Вполне возможно, что там же таилась часовая бомба. И, съежившись, в позе дозревающего эмбриона, Гуль покорно ждал своей участи. Щелчков метронома он не считал, но на очередном из ударов «будильник» действительно взорвался. Произошло содрогание пространства, а вместе с ним вернулась и жизнь. Не всякие бомбы убивают. Гуль шевельнул рукой и приподнял голову.
Один за другим колонисты приходили в себя, начиная ворочать тяжелыми белками глаз, напрягая шейные позвонки, пытаясь оглядеться.
Горы пропали. Люди лежали на земле возле здания «мэрии».
Глава 8
Подняв бутылку на уровень глаз, профессор яростно взболтал мутную жидкость.
– Хотел бы я знать, чем это теперь стало, – пробормотал он. Голос его все еще оставался хриплым, но по крайней мере уже не дрожал.
– Кислота, – по привычке съязвил Фергюсон. – А впрочем, чем бы это ни было, хуже никому не будет.
– День был действительно нелегкий, – сумрачно кивнул Пилберг. Глаза его холодно блеснули. – И все- таки мы его пережили.
– Они заглядывали сюда, – проворчал Сван. – Двоих видела Катарина, а один из них даже сидел за этим самым столом.
– Ты полагаешь, они оставили для нас парочку-другую сюрпризов?
– От них можно ждать чего угодно…
Милита вынесла фарфоровую миску, и на тарелках появились знакомые буроватого цвета куски. Вошедшая следом Барбара присела на краешек скамьи, сложив руки на коленях. Фергюсон хмуро покосился на нее.
– По-моему, дамам здесь не место. Мы ведь когда-то говорили об этом?
Личико белокожей Барбары вспыхнуло, превратившись в сплошной румянец.
– Сегодня тебе придется потерпеть, Ферги! – резко ответила она. – Мы пережили не меньше вашего и хотим знать, что вы намерены предпринять.
– Гляди-ка! – Пол удивленно покрутил головой.
Кинув в его сторону быстрый взгляд, Милита с вызывающим спокойствием присоединилась к Барбаре.
– Наши мегеры взбунтовались, – пробубнил себе под нос Монти, и непонятно было, раздражает его подобный факт или напротив веселит.
– Какого черта!.. – Фергюсон обозленно повернулся к Пилбергу.
– Пусть! – Тот раздраженно махнул рукой.
– Мы вам не помешаем, – дипломатично вставила Милита. Никто не возразил ей, и девушки скромно расположились с краешку стола. Они действительно старались не мешать и сидели тихо, со вниманием прислушиваясь к вялым рассуждениям мужчин. Чуть позже подошли Жанна с Катариной. Последняя самым естественным образом расположилась на коленях у Трапа, и никто не стал шутить по этому поводу. Сидящие за столом преимущественно молчали, рассматривая собственные ладони или содержимое тарелок.
Собственно говоря, причин предаваться словообильным беседам не было. Бой с двойниками отошел в прошлое, думали теперь только о Мудрецах. Как ни крути, первое знакомство состоялось, и, похоже, Мудрецы узнали о противнике куда больше, нежели «противник» сумел узнать о них. Заявившись в лагерь вскоре после ухода отряда, они неторопливо осмотрели лагерь, обойдя постройки и заглянув в каждую щелку. На изучение колонии они затратили не более получаса и тут же отбыли восвояси. По описанию медсестер выходило, что наведались к ним те самые «каменные» гости. Были ли они Мудрецами или являли собой подобия роботов, сказать было сложно. Одно представлялось несомненным: Мудрецы обладали мощью, о которой колонисты и не подозревали. В мгновение ока и в полном составе отряд был переброшен назад в лагерь, и ни один человек при этом не пострадал. Таким образом каждый мог вволю поразмыслить над случившимся и прежде всего над собственными безрадостными впечатлениями.
Умело и быстро Сван разлил содержимое бутыли по чашкам.
– Чтоб я лопнул, если это не вода! – брови Монти изогнулись вопросительной птичкой.
– Точно, она самая, – Сван отпил глоток и сплюнул.
– А чего вы ждали? – Пилберг ядовито усмехнулся. – Виски? Или шампанского?
– А почему бы этому пойлу и не стать шампанским? – Фергюсон ответил ему той же усмешкой. – Или вы знаете какой-нибудь здешний закон, обращающий вино в воду и только в воду?…
Пилберг скрежетнул зубами и набычился.
– То-то и оно, профессор. Ни одного здешнего закона вы не знаете. Времени прошло более, чем достаточно, а вы по-прежнему не в состоянии объяснить самого захудалого феномена.
– Осади, Ферги! Что на тебя нашло? – Монти обеспокоенно шевельнулся.
– Нет уж, пусть выскажется! – Властно пророкотал профессор. Он сидел, откинувшись на спинку стула, напряженно согнув руки. Пугающая улыбка стыла на его губах.
– И выскажусь! – Фергюсон уже сообразил, что перешел дозволенные границы, но, струсив, уже не мог остановиться. – Разве не вы, проф, пытались рассуждать о здешних корреляциях? И не вы ли чуть ли не каждый день грозитесь, что со дня на день раскроете загадку местных чудес? Так поделитесь, маэстро! Бегающий тайком к нашим милостивым и всемогущим соседям не может не почерпнуть горсточку-другую знаний. Или не вышло?… – Фергюсон перевел дух. На миг в его глазах мелькнула растерянность, словно он недоумевал, что все еще жив и ему позволяют говорить дерзости. Но миг этот оказался слишком короток. Фергюсона продолжало нести.
– И что же мы изобретем на этот раз? А, проф? Тенатологию? Но ее мы вроде бы уже проходили. Вместе с теорией иммитации. Или вы решили все-таки остановиться на последней? О! Вижу, что попал в яблочко! Именно иммитация! Всего и вся… Этакая объемная проекция, выданная на всю нашу компанию. И разом объясняется все, не правда ли, проф? И эта выдумка с двойниками, и ложная артикуляция, и наше оружие, не утерявшее способности стрелять…
Выстрел прогремел ему прямо в лицо. Так по крайней мере показалось присутствующим. Взлохмаченная головенка откинулась назад, и Фергюсон схватился за кровоточащее плечо.
– Оно действительно стреляет… – Хрипло вымолвил Пилберг и старческим движением сунул дымящийся пистолет в кобуру. Помедлив, добавил: – Вы сами добивались этого, не так ли?
Люди за столом молчали, и оттого особенно ясно слышалось частое дыхание Фергюсона. Лицо его побледнело, маленькое тельце опасно накренилось. Поморщившись, Пилберг пробормотал:
– Помогите ему, что ли!..
Жанна, остолбеневшая в первые мгновения после выстрела, ожила и с придушенным всхлипом бросилась к Фергюсону. Вдвоем с Барбарой они помогли злосчастному оратору подняться и увели его с террасы.
– Вот и поговорили, – Пол издал нервный смешок.