центру водить? Погляди на них, рыбонька, они уже с ног валятся от усталости. Где твоя женская сознательность? – Изотов украдкой успел погладить кисть секретарши. Отдернуть руку Аллочка не успела.
– Ух, какие мы красивые, когда сердимся! Ну почему мне не положена по штату секретарша? Аллочка, признайся, пошла бы ко мне в секретари?
– Ни за какие коврижки!
– Вот такие у нас высокие отношения, – взглянув на Сергея со Шматовым, Изотов с деланной грустью развел руками. – Такая уж, видно, у меня судьба – быть презираемым женщинами… Ну что, господа офицеры, пройдемте в секретный кабинетик? Уверен, очень скоро туда заглянет и Дымов.
Перед ними было окно – на этот раз совсем небольшое, и там за окном в кабинете находилось двое – Дымов и его пациент – человек солидной наружности, с глазами обиженного ребенка.
– Судя по всему, большая шишка, – шепнул Изотов. – Обычно подобную клиентуру подбирает Раиса Дмитриевна. Шушеру отсылает к нам, богатеньких буратин – к Вадиму.
– Разве это справедливо?
– Наверное, да. Вадим ведь не столько их лечит, сколько перенастраивает.
– Что, что?
– Я же вам рассказывал про Ломтя. Был бандит – да весь вышел. Теперь рубанок ему милее пистолета. С остальным контингентом Дымов проделывает примерно ту же работу. Грубо говоря, из шакалья превращает в нормальных людей.
Шагнув к стене, Изотов щелкнул неприметным тумблером, и в комнатке послышались голоса беседующих за стеклом.
– Если хотите, можно даже послушать.
– А это удобно?
– Почему нет? Я же говорил, у нас тут особые правила и полная открытость. Не заглядываем разве что в спальни с уборными. Кроме того, Вадим уже знает, что мы здесь.
– Как это?
– Он экстрасенс, не забывайте, и это стекло для него не препятствие. Так что рассаживайтесь и наблюдайте. Возможно, специально для вас он даже что-нибудь продемонстрирует.
– Что именно?
– Этого я и сам не знаю. Знаю только, что на сюрпризы он горазд. Ну, а я с вашего разрешения отправлюсь к своим больным. Я хоть и не Вадим, но тоже вроде как на работе. Словом, еще увидимся… – кивнув Сергею с Потапом, Изотов бесшумно выскользнул за дверь.
Глава 14
И снова это был разобиженный отец – некий господин Соболев, мужчина сорока пяти лет, абсолютно уверенный в том, что мир, собственно, и замысливался для таких, как он. Без массивной цепи на шее и печаток на пальцах, зато с представительным брюшком, солидной залысиной и статусом удачливого бизнесмена. Сначала Соболев возмутился тем, что его золоченая визитка с голографическим логотипом не произвела на секретаршу должного впечатления, а после – приемом, который устроил ему Дымов. Во всяком случае, хозяин кабинета не предложил ему ни сесть, ни закурить, вместо этого сходу перешел в словесную атаку.
Впрочем, если говорить объективно, начало положил сам посетитель. Вадим уважал сильные рукопожатия, но как выяснилось, Соболев пожимал руки не просто сильно, а очень сильно – до похрустывания косточек, стискивая чужую кисть, как спортивный эспандер. При этом от Дымова не укрылось, что глазки бизнесмена глядят внимательно, словно изучают реакцию испытуемого. Потому и вспылил, сделав гостю откровенно больно, заставив побелеть, а, спустя мгновение, и торопливо отшатнуться. Вероятно, новоиспеченный клиент даже толком не осознал, что с ним случилось. Рука его сейчас горела огнем, и он едва удержался от того, чтобы не потрясти ею, как трясут обычно после неудачного удара молотком по пальцу.
– Вы и с дочерью играете в такие игры? – Вадим строго посмотрел в глаза Соболеву.
– Откуда вы это взяли?
– Просто так из окна не выбрасываются.
– Но я… Я был вынужден поговорить с ней. – Гость явно был сбит с толку, однако успел уже прийти в себя. – Она моя дочь – и она начала колоться. А потом эти постоянные телефонные звонки, какие-то подозрительные знакомые… Вы полагаете, я должен был все это терпеть?
Вадим неспешно обошел стол и уселся в кресло. Гость продолжал стоять перед ним нашкодившим учеником – большой и важный человек, доведший родную дочь до ручки, а точнее – до суицида.
– Признайтесь, вы ведь наказывали ее? Ремнем или чем-нибудь еще? Может, даже хлестали по щекам?
Дымов говорил намеренно резко. С подобными типами шокотерапия приносила самые быстрые плоды.
– Послушайте, вы! Какого черта…
Вперив глаза в лицо гостю, Вадим склонил голову набок. Так и не довершив фразы, Соболев замолк.
– Давайте я сам расскажу вам о том, с чем вы ко мне пожаловали, хорошо? – Вадим по-хозяйски скрестил на груди руки. – Итак, ваша дочь уже пару лет балуется травкой, попивает алкоголь. Наверняка, пропадает ночами на дискотеках, сходит с ума от «Эмми-Блюз» и «Би-2». Вы не раз запирали ее дома, отбирали ключи, запрещали выходить из дома. Как водится, большинство подобных бесед завершались истерикой. Видя слезы, вы полагали, что это и есть педагогика. А когда умер лидер «Пасынков», ваша дочь попыталась покончить с собой в первый раз. Спряталась в ванной и полоснула кухонным ножом по венам. Увидев кровь, испугалась и закричала. Первое, что вы сделали, ворвавшись в ванную, это схватили ее за волосы и влепили оплеуху.
– Я повез ее в больницу… – пролепетал Соболев.
– Потом – да. А сначала наговорили ей кучу гадостей. Кстати, ваши разговоры – отдельная тема, потому как разговорами это можно называть с большой натяжкой. Обычно вы изрекаете, а она молчит. Либо вполголоса огрызается. А когда вы выходите за дверь, наверняка бросает вам в спину приглушенный матерок.
Лицо бизнесмена пошло пунцовыми пятнами.
– Кто знал, что эта тварь будет похожа на свою шлюху родительницу!
– А мне сдается, что она больше похожа именно на вас. Тот же скрипучий характер, то же желание быть сильной, повелевать окружающими и собой.
– Да какая, к чертям, сила, если она хочет подохнуть!
– Сильные рвутся к свободе, – внушительно произнес Вадим, – а самоубийство в какой-то степени тоже является актом свободы. Люди убивали себя, протестуя против режима, делали харакири, избегая позора, стрелялись, дабы избежать плена. Так что, дорогой мой папаша, зарубите себе на носу: в девяноста случаях из ста, пускаясь в пагубные предприятия, дети попросту протестуют и стараются доказать свое право на самостоятельные решения. Это касается и алкоголя, и наркотиков, и раннего знакомства с противоположным полом. Вы говорите «нельзя», и они автоматически посылают вас куда подальше. Нет понимания, не будет и послушания. Кстати сказать, категорию послушания давным давно пора подвергнуть обструкции. Родители должны дружить с детьми, а не общаться с ними при помощи команд. Педагогика это отнюдь не дрессура. – Вадим подумал, что начинает цитировать самого себя слово в слово. Грустно, но из недели в неделю он повторял одно и то же, менялись только слушатели. Разумеется, можно было измыслить что-нибудь новенькое, но к чему? Они и старенького по-прежнему не понимали…
– Таким образом, милейший, если родительское «нельзя» трудно преодолеть иным способом, дети обращаются к последней возможности обрести свободу. Не в силах сбежать из дома, они сбегают из жизни. Вот вам и вся правда. А теперь скажите, в чем именно я допустил неточность?
Вяло шагнув вперед, Соболев без сил опустился на стул.
– Откуда, черт побери, вы знаете про ванную и про нож? Вы не могли этого знать… – он выглядел раздавленным, нижняя губа его чуть заметно дрожала.