Морщась, криминальный авторитет протянул руку и взял телефонную трубку. Это оказался Горбун.
– Две новости, Аксан…
– Знаю, знаю! Одна – хорошая, другая – плохая.
– Да нет, обе непонятные.
– Что, значит, непонятные?
– Ну, это тебе судить. Короче, сегодня Трофима повязали. Помнишь пахана из «Возвышения»? Еще с акциями игрался?
– Ну да, помню. Только он ведь за бугор свалил. А перед рывком братве долю заслал. Так что он перед нами чист.
– Чист-то он чист, но ментам этот козел все тайники свои выложил. Счета, бумаги ценные и прочую лабуду. Общей суммой – миллионов на семьдесят.
– Баксов?
– Ясное дело. Но это бы хрен с ним. Поехала у парня крыша – и ладно. Но он, гад, заказы свои стал сдавать, прикидываешь? Менты рехнулись от радости, терпил, кто еще жив, заново собираются трясти.
– Ну и что?
– Как что? Мы ведь ему тоже кое в чем помогли.
– Значит, надо заткнуть банкиру рот. Чем быстрее, тем лучше.
– Сделаем… – Горбун чуточку замялся. – Вторая новость скорее приятная, хотя я лично не все тут понял.
– Говори, не телись!
– Это, значит, насчет лепилы из «Галактиона».
– Он что, умер?
– В том-то и дело, что жив. С утра заявился на работу как ни в чем не бывало. Даже не хромает.
– Может, тогда Поводырь напортачил? Или кого другого по ошибке замочил?
– Да нет, пацаны тоже перо видели. И как бил – хорошо рассмотрели. По всем статьям, клиент должен сейчас лежать неподвижно. Либо в гробу, либо в реанимации.
Оттолкнув массажистку, Аксан рывком приподнялся.
– А твои пацаны порожнячок, часом, не гонят?
– Я с ними круто поговорил. Все честно. Так что за базар отвечаю. Тем более, и секретарша из центра там была. Никакой ошибки. Нож, кстати, нашли. На нем кровь.
– Интересно девки пляшут! – Аксан возбужденно взъерошил на макушке волосы. – Значит, троих уделал и не сдох. Красиво!..
– Что делать с ним будем?
– А ничего, – Аксан улыбнулся. – Такой человечек нам и впрямь может сгодится. А пока определи его круг общения – родня, знакомые, телки. К секретарше этой присмотрись. Если что, будем работать через нее.
– Я понял, Аксан.
– И вот еще что. С ним не вяжись, попробую сам прощупать почву.
– Помощники не нужны?
– Обойдусь. Я его не линчевать еду, – всего-навсего переговорить.
Глава 16
«Жигуленок» тряхнуло на колдобине, и, треснувшись головой о потолок, Миронов глухо чертыхнулся.
– Как развалы книжные закрывать – это они умеют, а вот дороги по сию пору ни к черту. Ты бы, Колянчик, не пирог жевал, а за руль держался.
Водитель милицейской машины лениво повел плечом.
– Дороги у нас нормальные, российские. А пирог жую, потому что без обеденного перерыва оставили.
– Ах, ты бедненький! Не покушал он вовремя, блин! Сейчас приедем на место, и будешь торчать там битый час. Успеешь и пирог сжевать и чайком три раза запить.
– Может, успею, а может, и нет. Чего время зря терять? Мне жена пирогов прорву напекла. И вы могли бы перекусить.
– Нет уж, спасибо. – Хмыкнув, Потап повернулся к сидящему рядом Дымову. – Ладно, о маньяках мы поговорили, – тут все более или менее ясно, ты мне другое скажи: нормальные люди – они вообще на свете существуют? Только честно, без дураков!
– А что это тебя так заинтересовало?
– Да вот, появились, понимаешь, сомнения после посещения твоего центра. Посмотришь на себя, на других – и поневоле голова закипать начинает. А тут еще по телеку эстрадных звезд наглядишься – совсем тошно делается. Иных ведь стыдно уже слушать. Такое «му-му» городят, что пузырики из ушей лезут. Смотришь на них и думаешь: то ли крыша у бедолаг съехала, то ли выставляются таким образом? – Потап фыпкнул. – Но они – ладно! Мне за зрителей обидно. Ведь сидят, лыбятся, в ладоши хлопают. Ни текста, ни мелодии – ничего не слышат! Только мишуру и замечают. Вот я и спрашиваю, может, нормальных людей вовсе не существует?
– А ты определи мне, что такое норма, тогда я смогу тебе ответить. Трудно абсолютизировать условность, Потап. Для кого-то норма – это ислам, для кого-то православие, а кто-то полагает нормой исключительно любовь к деньгам.
– Другими словами – сколько людей, столько и норм?
– Фактически так.
– Но ведь это хаос. Так можно вконец запутаться!
– Вот и путаемся. Жизнь, Потап, – одна большая путаница. А жить – значит, терпеливо распутывать общественные и личные заморочки.
– Хватит вам философствовать. Лучше послушайте, что я тут вычитал кусочек. – Сергей Миронов зашуршал разворачиваемой газетой, с выражением прочел: – «…И тогда юноша встал на защиту участкового милиционера! В решительной схватке он отбил правозащитника у дерзких подростков и призвал последних к порядку. Органы выражают самую сердечную признательность молодому человеку, надеясь, что в дальнейшем подобные случаи будут происходить в нашем обществе чаще и чаще.»
– В смысле, значит, нападения дерзких подростков на беззащитных участковых? – Шматов громко фыркнул. – Интересно, кто пишет такую лабуду?
– Тут без фамилии…
– Может, сами органы и написали?
– Ну, если те органы, про которые мы с тобой думаем, то вполне возможно. Я вон даже левой рукой пишу – и то неважно получается, а если писать органами… – Миронов небрежно свернул газету, швырнул на сиденье автомобиля.
– Ладно, тогда я другое хотел спросить… – Шматов озабоченно потер переносицу. – Нам Изотов еще про деревья что-то такое говорил. Так вот – правда или нет? В смысле, значит, стыковки и нестыковки с человеческим организмом?
Вместо ответа Вадим достал из кармана ожерелье с темными точеными цилиндриками, протянул капитану.
– Это что, четки?
– Не совсем. Фрагменты различных деревьев. Пихты, дуба, сосны, ясеня и так далее.
– А что с ними делают?
– Ничего особенного. Перебирай пальцами, а я буду смотреть. Как только дойдешь до своего родного дерева, я подскажу.
– Ну да?
Дымов спокойно кивнул.
– Вполне доказанный факт. То есть каких-то стройных теорий не существует, однако воздействие древесины на человека бесспорно.
– Что-то не верится. – Шматов покачал головой.
– Твое право, только еще японцы заметили: даже мертвая древесина обладает ярко выраженной
