бактерицидной активностью. Та же сальмонелла на деревянном подносе умирает довольно быстро, а на подносе из пластика может жить месяцами. И то же происходит с иными микроорганизмами. Есть деревья, которые неплохо снимают стресс, лечат мигрени, кожные высыпания, кишечные расстройства. Если бы это было не так, давно бы деревянные сауны сменили на что-нибудь более практичное. Так что религия друидов возникла не на пустом месте. Деревья действительно можно и нужно любить. Они все видят и слышат, но молчат. Разумные они или нет, мы не знаем, но как бы то ни было, уже известно, что боль и гнев им знакомы. Чувствуют они и злых людей, и добрых. Для одних стараются раскрываться, от других защищаются как могут. Потому и растут у одних хозяев и огурцы, и помидоры, и арбузы с ананасами, а другие простого гороха вырастить не могут. – Дымов пожал плечами. – Собственно, ничего удивительного в этом нет. Древесное племя много старше людей, значит, и с опытом у них побогаче. Даже если брать биологический возраст отдельных деревьев, то и здесь хватает феноменальных долгожителей.
– Долгожителей? Это сколько же, к примеру? – Миронов развернулся на переднем сидении. – Наверняка лет триста, не больше!
– А десять тысяч не хочешь?
– Не может быть!
– Полистай словари и сам убедишься. Найдешь долгожителей и в австралийской, и в африканской, и в американской фауне. Если бы столь не частые пожары, у нас в Сибири тоже нашлись бы свои ветераны. Хотя деревьев с возрастом под тысячу лет и у нас найдется немало.
Сергей, не удержавшись, присвистнул.
– Да уж, это не наши семьдесят! Столько бы я не выдержал.
– Вот именно. А они выдерживают. Стало быть, есть в них качества, которых не достает нам.
– Хмм… Ну, а как ты определяешь, какое дерево и кому подходит?
– Так же, как и все остальное. Я ведь экстрасенс. – Вадим кисло улыбнулся. – А объяснять – как да каким именно образом, думаю, нет смысла. Слепому трудно понять зрячих, так и здесь. Просто я вижу то, чего не видите вы.
– То есть?
– Например, вижу цвет твоего метатела и цвет древесных фрагментов. Если цвета близки по спектру, вы, условно говоря, – создания одной крови. Значит, и в доме из подобных брусьев ты будешь ощущать радость и покой. Иными словами – древесина станет своеобразным продолжением твоей собственной ауры и будет надежно экранировать от внешнего мира, а это уже немало. Если же дерево начинает окрашивать твое метатело, значит, оно сильнее и агресивнее тебя.
– Это плохо?
– Тоже не всегда, поскольку агрессивное может восполнять недостачу энергии, и иногда это бывает крайне полезно. Особенно для людей вялых и аморфных, кому просто необходима внешняя подпитка. И наоборот – иным вспыльчивым шизоидам порой необходимо делиться энергией с деревом-вампиром.
– О! Это про меня! – Миронов с усмешкой взглянул на Потапа. – Иногда действительно такая ярость берет, что только боксерским мешком и спасаюсь.
– А я штангой, – пробурчал Потап.
– Смотри, как все просто! – Миронов в возбуждении пристукнул по спинке кресла. – Угадал цветовые сочетания, и дело в шляпе! А главное – ничего не проверишь.
– Почему же? Проверка достигается опытным путем. Будет результат, будет и доверие. А у нас результаты, по счастью, имеются. – Дымов со вздохом забрал у Потапа древесное ожерелье. – Похоже, тебе нужно дружить с липой. А вот от берез держись подальше.
– Черт! – Потап снова яростно потер переносицу. – А ведь угадал! Никогда не любил березовые веники. Умом понимаю, что надо и полезно, а тело брезгует. С липовыми все нормально, с еловыми – хорошо, а вот березовые брал только когда ничего другого под рукой не было.
– Теперь будешь знать – что и от чего. А еще лучше – заведи себе липовые ложки. Результат почувствуешь уже через месяц.
– А еще говорят, – оживился Миронов, – будто болезни можно определять по глазам. Неужели тоже правда?
– Это называется иридодиагностика. – Вадим вздохнул. – Хочешь проконсультироваться?
– Упаси Боже! – Сергей отмахнулся. – Знать ничего не желаю про свои болячки. Или считаешь, это неправильно?
– Почему же, в незнании тоже есть свой резон. Любое знание в какой-то степени обязывает – выходит, если знаешь, нужно работать над собой, за волосы вытягивать из себя недуг. В противном случае знание попросту бессмысленно. Иной раз даже опасно.
– А я бы не отказался знать о своих болячках. – Предположил Шматов. – Лучше уж наперед почесаться, чем валяться потом на столе у хирурга.
Вадим искоса поглядел на него.
– Тогда кое-что могу подсказать. Даже без иридодиагностики.
– Ну-ну? – Шматов поневоле напрягся. – Наверное, что-нибудь с легкими? Я ведь курю.
– Да нет, легкие, печень, почки – это как у всех. Само собой, имеется копоть, трахеи чуточку воспалены, в почках и печени – с десяток мелких камушков, но все в пределах допустимого. А вот искривление твоей носовой перегородки мне серьезно не нравится. Носовое дыхание, Потап, – очень важная вещь. Так что не хочешь головных болей и прогрессирующего гайморита, сходи к ухогорлоносу.
– А что он сделает?
– Да ничего особенного. Скорректирует носовую перегородку и все. Операция эта несложная, – месяцок помаешься, зато потом начнешь дышать по-человечески.
– А еще что? – Потап и сам удивился тому, насколько он быстро оробел. Теперь перед ним сидел не просто знакомый эксперт, а врач, от слов которого зависела его жизнь и судьба.
– Еще у тебя киста на передней челюсти. Последствие незажившего пульпита. Может, кто и лечил да плохо. Очень похоже на то, что просто прикрыли протезом и плюнули. Это тоже лучше исправить побыстрее. Воспалится надкостница, будет поздно.
– Вот твари! А еще говорили – металло-керамика, импортные материалы!.. Главное – такие деньги содрали, а кисты не заметили.
– Чтобы заметить кисту, нужно делать рентген. И не локальный, а всей челюсти. – Дымов пальцами обвел нижнюю часть своего лица. – Лишнее время и лишняя морока.
– Ну, падлы! Навещу я их как-нибудь!
– Кисту они тебе все равно не вылечат. Если не боишься, записывайся ко мне на прием. Я, конечно, не стоматолог, но кое-чем помогу.
Миронов, переводящий взгляд с коллеги на Вадима и обратно, изумленно покачал головой.
– Ему ведь действительно нос ломали. Это я хорошо помню. И зуб тогда же выбили.
– Наверное, кастетом?
– Точно… – Шматов хмуро кивнул. – Козла одного с товаром задерживали, а он трепыхаться начал. Я вразумлять начал – вот и получил по физиономии.
Миронов уважительно покачал головой.
– А ты молоток, Вадик! Действительно можешь… Послушай, а что ты с Верочкой будешь делать? Дочерью того барыги? Если не секрет, конечно? – Сергей смутился. – Я почему спрашиваю, у нас ведь тоже подобные дела проходят. Детишки-то нынче чумовые пошли. Кто наркотой травится, кто клей глотает, а кто и вовсе – полиэтилен на башку – и в космос. Что с ними делать, не знаем, но статистика по стране такая, что волосы дыбом становятся. Наверное, на Кавказе вдесятеро меньше погибает, чем в наших мирных селениях.
– Такова уж специфика наших мирных селений. – Дымов пожал плечами. – А с этими вещами в самом деле бороться непросто. Причина, как правило, кроется в обществе и родителях. Но если на последних еще как-то можно влиять, то общество воспитанию не поддается. Увы, доказано тысячелетней историей.
– А как с этим на западе?
– Все то же самое. Не лучше и не хуже. – Вадим вздохнул. – Но если говорить по сути, то детишек спасать можно. Тут как раз ничего сложного. Обычный гипноз и картинки по Броудхайму.
– В смысле?
