— Мог бы поехать и повидать Роксану, — без обиняков заявил Джонни.
Робби вскинул голову. Если бы взгляд мог убивать, Джонни упал бы замертво.
— Не могу.
Дэвид оглядел братьев и заговорил первым, прерывая напряженное молчание:
— Интересно, можно ли добиться определенного обещания поддержки от Гамильтона? А если так, можно ли положиться на его слово?
Ему пришлось очень долго ждать ответа. Наконец Джонни мягко ответил:
— Мы еще раз поговорим с ним до начала сессии. По крайней мере стоит попытаться.
— Стоит попытаться? Чего именно? — осведомилась Амелия, входя в комнату в облаке духов. Шлейф утреннего платья из розового шелка волочился по полу.
— Мы спорим, до каких пределов обмана может дойти Гамильтон, — пояснил муж.
— Ах, эти бесконечные споры. — Она уселась за стол и налила себе чаю. — Ты выглядишь просто дьявольски красивым сегодня, Робби. Не стоило так пышно одеваться ради нас.
Ее голос неожиданно стал резким.
— А ты выглядишь дьявольски красивой, как всегда, Амелия, — любезно ответил Робби ей в тон.
— Кто развлекал тебя прошлой ночью? — так же неприязненно продолжала она.
— Я чем-то тебя оскорбил?
Робби отставил чашку и уставился на Амелию.
Та хотела что-то сказать, но внезапно поджала губы. В комнате снова наступило неловкое молчание.
— Объясни, и я извинюсь, — сказал наконец Робби.
Было очевидно, что Амелия борется с собой. Шли секунды, и шум, доносившийся с улицы, отчего-то стал неприятно громким. Руки Амелии, нерешительно вертевшей чашку, вдруг замерли. Ледяной и пронизывающий взгляд упал на Робби.
— Роксана беременна.
Три пары осуждающих глаз обратились на графа Гринло.
— Не смотрите на меня так, — пожал плечами Робби. — Я давно ее не видел.
— Пошел четвертый месяц, — тихо уточнила Амелия.
Робби спокойно взирал на присутствующих.
— Но она не желает иметь со мной ничего общего.
Вполне логичные слова, однако, произнося их, он чувствовал себя так, будто с него заживо снимают кожу. Что жизнь медленно утекает из тела.
— Не смотрите на меня как на бесчувственного подонка! Я молил ее не покидать меня, а она послала меня в ад! Где, к слову сказать, я и пребываю до сих пор.
— Хочешь, я с ней поговорю? — спросил Джонни.
— И что ты ей скажешь? Что все, что случилось до сих пор, не важно? Что сложностей, о которых говорила она, не существует? И что истинная любовь восторжествует теперь, когда в животе у нее растет ребенок? — Едкие, язвительные слова вполне отражали его циничное настроение. — Кто отец ребенка? Каллум? Послушайте, мне плевать на то, что вы думаете и что сделаете, — пробормотал он, вскакивая. — Я еду домой спать.
На него внезапно навалилась свинцовая усталость. Он вдруг понял, что не знает, хватит ли сил выбраться из комнаты. Внутри была зияющая пустота, сердце, больно сжималось.
Едва дверь за ним закрылась, супруги Карберри уставились на Джонни.
— Я позволю ему поспать пару часов, — вздохнул Джонни. — Но он нужен нам для голосования. Теперь скажите, Амелия, как чувствует себя Роксана, а потом потолкуем, что можно сделать для счастья этих глупцов.
Амелия покачала головой:
— Роксана никогда мне не исповедуется. Это ее горничная проговорилась моей. Знаете, как слуги любят сплетничать! Они знают намного больше нас!
— Каллум с ней, в Гленроте?
— Очевидно, нет. Роксана одна с детьми. Она велела посадить два новых фруктовых сада и именно об этом написала в последнем письме. Больше ни о чем.
— По крайней мере мисс Лодер выходит из игры, — ухмыльнулся Джонни. — Вот этот брак был бы истинным несчастьем!
— Он бы допился до смерти, — проницательно заметил Дэвид.
— Роксана не позволила бы ему, — заверил Джонни.
— Вы, так уверены, что они помирятся? — удивилась Амелия. — Оба невероятно упрямы. А Роксана считает, что их совместное будущее невозможно. Совершенно не понимает, что любовь есть любовь. Вы это поняли. Не так ли?
