Голос принадлежал ирландскому художнику Макдейду, они знали друг друга тридцать лет назад и почти не виделись с тех пор. Длинные волосы с пятнами никотина на кончиках и желтые пальцы. Он был неплохим художником. Джулиус убедил его оставить свое место за стойкой, посулив двойной «джеймсон», и увлек в темный угол клуба.
— Что это, Джулиус? — крякнул ирландец. — Уж не собираешься ли ты меня совратить? — он зашелся смехом от собственной шутки, перешедшим в яростный приступ кашля.
— Простите, мистер Макдейд, — вы не мой тип, но я хотел бы вас просить об одолжении. За выпивку, достаточно большую выпивку, чтобы заткнуть тебе рот, не мог бы ты купить для меня несколько картин? Но я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что это я купил их.
Макдейд покачал головой:
— Ну, надо же… И чьи же это картины?
Джулиус проглотил свой ирландский виски.
— Некий Стивен Джилфилан. Начинающий художник.
— Стивен Джилфилан? Где же я читал это имя? Ах да, сегодня в «Тайме», ни больше ни меньше, — он сидел, сбитый с толку, копаясь в глубинах своей поврежден ной алкоголем памяти. — Сейчас, подожди минуту. Этот Стивен Джилфилан…
— Мой сын, да это он, Макдейд. Вот почему я не хотел бы, чтобы он узнал. Он может подумать, что это семейственность.
— А это действительно семейственность?
Джулиус на минуту задумался над его предположением.
— Нет, это была бы семейственность, если бы они мне не понравились, а я все-таки купил бы их. Но мне нравятся его картины. Это просто анонимная коллекция.
— Договорились, — сказал Макдейд. — Чья галерея, ты сказал?
— Я еще не сказал. Это галерея Зора на Корк-стрит. Ты можешь пойти туда завтра утром. Я дам тебе банковский чек. Тебе нужно договориться, чтобы их отослали, когда закончится выставка.
Стивен почти с облегчением смотрел на стопку факсов из США, присланных за ночь. Предстоит много работы, но это, по крайней мере, отвлечет его от чувства обиды на отца.
Из-за подготовки к выставке он совсем забросил свою работу, теперь все позади. Реакция прессы была просто фантастической. И, несмотря на то, что во многих газетах были помещены фотографии его и Джулиуса, оказалось на удивление мало ехидных заметок, связавших внезапное появление Стивена с именем его знаменитого отца. Людям, кажется, и в самом деле понравились его работы — всем, кроме Джулиуса.
Стараясь подавить горечь, Стивен занялся почтой. Но едва он приступил к работе, как появилась Джозефина с довольной улыбкой.
— Знаешь что? Ты заполучил коллекционера. Позвонил Тад и сообщил, что кто-то пришел сегодня утром и купил пять морских пейзажей по три тысячи фунтов каждый.
— Черт! Это невероятно! И кто же этот мой новый покровитель?
— Это загадка. Ассистент Тада сказал, что никогда его раньше не видел. И за все было заплачено банковским чеком. Так что мы не сможем определить, кто он. — Она отошла и села в кресло напротив. — Да и разве это важно? Ты знаешь, сколько ты уже сделал? Двадцать пять тысяч. Неплохо для начинающего художника. А у нас впереди еще целая неделя.
— Теперь я смогу больше давать за обучение Люка и Элли, а то Тесс совсем, наверно, издергалась из-за нехватки денег.
— Раз уж ты заговорил об этом… — как бы невзначай бросила Джозефина. — Элли сказала мне, что хочет уйти из своей школы, там слишком по-детски преподают рисование. Вместо этого она хотела бы поучиться год в художественном колледже. Я подыскала для нее кое-что, одну частную школу в Винчестере, они взяли бы ее прямо сейчас, если у нее окажутся хорошие работы. Она могла бы жить здесь, и вы снова были бы вместе.
— Тесс никогда не согласится. Она хочет, чтобы Элли получила базовое образование.
— Но Элли очень хочет уйти из школы, и если у нее есть талант, то я всецело на ее стороне. Школа явно ничего ей не дает. Ты наверняка это понимаешь.
— Она никогда не говорила со мной об этом.
— Тогда почему бы тебе самому не поговорить с ней?
Стивен решительно переменил тему. Ему ничего так не хотелось, как иметь возможность все время видеться с Элли, но он понимал, как трудно будет добиться этого от Тесс.
— Хорошо. Все, что касается юридической стороны, мы выяснили, но как насчет эмоционального совета? — Лайал откинулся в кресле, с напряжением глядя на Тесс. Было уже десять часов вечера. — Ты ведь пережила все это.
Тесс кивнула. Он прав, конечно. Но разве что-нибудь может сделать этот ужасный опыт менее болезненным? Существует ли такая вещь, как безболезненный развод, если оба супруга все еще небезразличны друг другу? Она отвернулась, пряча от него боль в глазах.
— Не обвинять друг друга хотя бы ради детей. — Она помедлила, понимая, что это относится и к ней самой. — Надо понять, что, возможно, обе стороны не правы. Не использовать детей в качестве эмоциональных футбольных мячей. — Нет, скорее, — добавила она, уточняя, — в качестве наперсников.
— Звучит замечательно, — согласился Лайал, — но не слишком реалистично. Разводящиеся обычно чувствуют обиду и злость. Особенно если один из супругов уходит к другому человеку.
Тесс сразу же поняла, что Лайал говорит о ней, но отказалась проглотить наживку.
— Конечно, и каждому очень хочется найти виновного.
Лайал задумчиво пожевал карандаш. Если она делает вид, что не поняла намека, ему придется быть более прямолинейным.
— Ты сама-то думала об этом?
Она в ужасе посмотрела на него:
— О разводе? Нет, по правде говоря. Но ведь прошло не так много времени.
— Пять месяцев. Вы расстались в начале февраля, а сейчас конец июня. — Ее поразила его осведомленность. — Ты не считаешь, что тебе следовало бы подумать об этом? Возможно, так было бы лучше для детей. Во всяком случае, они бы поняли, как обстоят дела на самом деле. И это время могло бы быть зачтено в счет вашего раздельного житья. Конечно, если ты не хочешь подавать на развод на основании супружеской измены. — Ему хватило одного взгляда на выражение лица Тесс, чтобы понять, что он зашел слишком далеко. — О'кей, ладно, — сказал он весело, — если ты не хочешь разводиться, разреши мне, по крайней мере, приготовить тебе ужин в пятницу.
Она засмеялась над абсурдностью сочетания этих двух действий, понимая, что он пытается смягчить сказанное. Она еще ни разу не была у него дома, и ей было любопытно взглянуть на то, как он живет. Это могло бы объяснить непонятное отсутствие личной жизни у Лайала.
— Договорились.
Когда она вернулась домой, то с удивлением обнаружила, что Элли дожидается ее в гостиной.
— Привет, дорогая. — Тесс утонула в пуховых объятиях дивана, не желая больше двигаться. — Я думала, ты уже в постели. Как дела в школе?
— Я как раз хотела с тобой поговорить. Эта моя учительница, она относится к рисованию, как к составлению букетов или к другому хобби, которое никто, находясь в здравом уме, и не поставит выше истории или физики. Она такая ограниченная.
Тесс слушала, чувствуя себя виноватой. Учительница действительно кажется недалекой, как и говорит Элли.
— Но если ты уйдешь из школы, тебе придется отказаться от мысли об университете.
— Мам, ты же знаешь, что я хочу поступать в художественный колледж. К тому же, чтобы поступить в университет, мне придется терпеть миссис Браун! Она едва ли слышала даже о Пикассо. — Это был последний гвоздь, забитый в гроб учительницы.
